Прасковьей. Достойна она такой памяти. Акулина возражала, что по теперешней жисти, надо имя современное выбирать, щёб девка потом не стеснялась свово имени. Илья и Иван тоже давали советы — выбирая, чтоб звучали покрасивше. Свекровь считала, что поскольку это её единственный сын, то и право дать внучке имя, должно принадлежать ей. Удивленные и ошарашенные таким неожиданным вниманием к имени дочери, Петро и Елена сами были в растерянности и никак не могли решить, как назвать ребенка.
К этому времени у Надежды со своим Петром было двое похороненных сыновей. А дочери Галине, только предстояло родиться ещё через год.
Надо было ехать получать свидетельство о рождении. В город как раз приехала балетная труппа. И столько было разговоров о красавице балерине, о прекрасных танцах, что она исполняет, что только глухой мог не знать её имени — Татьяна. Поэтому, когда Анастасия предложила, что пусть будет не по её и не по Устиньиному, спорить никто не стал.
Глава 21
КВАРТИРА НА КАМЕННОМ
Жизнь, казалось, начинается заново. Будущий завод под номером 522, строился невиданными до сих пор темпами. Огромные заводские корпуса из красного кирпича росли на глазах. По железной дороге, надежно укрепленное на платформах, приходило технологическое оборудование. События развивались бурно, захватывая в свой водоворот каждого, кто к ним прикасался.
Пётр Сафонов варился в самой гуще событий. Однако этот человек, который семь военных лет проплавал на подводной лодке (пять лет Отечественной войны и два года японской), так и не смог оправиться от потери сына. Продолжал винить себя в том, что не забрал его из больницы. Придумывал какие-то мифические возможности, которые он якобы мог предпринять, но не сделал этого.
Прямо напротив строящейся центральной заводской проходной, государственная комиссия принимала огромный дом, в центре которого была арка. Широкие лестничные пролёты были рассчитаны на установку лифтов, до которых в то послевоенное время так и не дошло дело. Правда, не дошло оно и до сих пор. На каждом из пяти этажей располагались две квартиры. Каждая квартира состояла из вместительно коридора, такой же большой кухни, ванной с горячей и холодной водой, туалетной комнаты и трёх жилых комнат, разной по величине площади. Каждой семье, которой выделялось жилье, полагалась одна комната, независимо от количества членов семьи.
Как-то вечером Петр пришел домой необычно возбуждённый, таким оживлённым Анастасия и Елена его уже давно не видели. Он, то возвращался поздно и уставший, то навеселе, что случалось всё чаще, то просто в плохом настроении. Так что радостных и спокойных дней в семье становилось всё меньше. Ни устроенный быт, ни любовь и внимание ближних ничего не меняли. Поэтому, когда Петр стал с восторгом рассказывать, какой прекрасный построен дом, какой он большой, сколько там много будет жить людей, а весь первый этаж будет занят магазинами, мать и жена слушали со всевозможным вниманием. А Петр продолжал. Карточную систему уже отменили, так что и товаров там будет всяких — завались. Если их однокомнатную квартиру сдать, а попросить комнату, то ему обязательно дадут. Он уже и соседей присмотрел. Жить будем интереснее и веселее. Николай Давыдов с женой Марией и двумя детьми, да Иван Соловьёв с женой Анной — бездетные. У нас тоже только Танюшка. На такую громадину трое детей и не увидим. Всем места хватит. И если Елену, Анастасию и всех остальных устроит такое соседство, то он тоже напишет заявление, хотя предварительно он уже переговорил по этому вопросу. Женщины потихоньку от Петра посоветовались и решили, что возможно поменяв жильё, и жизнь изменят в лучшую сторону.
В назначенный день Елена и Анастасия поднимались по широким лестницам, из чистых оконных стекол подъезд заливал солнечный свет, пахло новой краской, сохнущим деревом и ещё чем-то, что радовало и заставляло улыбаться. Петровне понравилась комната на третьем этаже. Просторная — двадцать два квадратных метра, с большим окном, выходившим на солнечную сторону. А под окном проходила центральная улица, где иногда проезжали полуторки и даже легковушки. Кроме того, на первом этаже этого дома действительно располагались магазины, возле двухстворчатых дверей которых, уже укладывали асфальт. И, значит, можно будет видеть всё, что привезут в магазин, первыми. Когда купить тюль на окно, или зимние сапоги, большая удача, это весомый аргумент Весомый, но не главный. Главное — желание Петра и надежда, что всё в семье образуется.
Работавшая столько лет на войну, промышленность не могла перестроиться так быстро, как того бы хотелось. Поэтому производить товары народного потребления было просто некому. Предстояло вначале построить заводы, которые будут производить эти товары. А чтобы построить такие заводы, надо было построить заводы делающие кирпич, цемент, краску, взамен танков, прицелов, пороха, патронов. А пока в стране не хватало ситца, пододеяльников, наволочек, подушек, кастрюль, чашек…
Социалистическое производство вначале планировалось, потом утверждалось, потом распределялось, потом строилось, и все масштабное, то есть требующее длительных временных затрат, а пока — окна над магазинами — это большой плюс! Ведь каждый из нас как бы ни радовался успехам своей страны, живет сегодня и у себя дома, и значит надо одеваться, укрываться, наливать суп в тарелки. Осталась позади война, заставившая людей на время забыть о том, что одежда может быть не только чистой и тёплой, но и красивой, что можно всем собираться за нарядным столом с красивой посудой в комнате с окнами, на которых красивые кружева — тюль.
Хлопнула входная дверь, и в квартиру вошли высокий, широкоплечий, русоволосый мужчина и женщина — стройная, с русой косой, закреплённой на затылке. Оба смущённо улыбались и разглядывали не столько новое жильё, сколько Елену и Анастасию.
— Здравствуйте, — голос у женщины был мягким и звучал очень доброжелательно.
— Здравствуйте, — кашлянув, эхом повторил мужчина.
Елена и Анастасия хором ответили и обе заулыбались.
— Вы, наверно, Соловьёвы? Петя говорил нам про Вас, — Петровна внимательно рассматривала пару. Первое впечатление было хорошим. Оба вели себя вежливо, спокойно, одеты опрятно. Было в этой паре что-то такое, что и Елене и Анастасии показалось, что уж не первый раз видятся.
Возле входной двери послышались голоса и в дверь постучали, на лестничной клетке, у порога стояла семейная пара, разительно отличающаяся от Соловьевых. Мужчина был черноволос, кареглаз, под стать ему была и жена, за подол которой держалась кудрявая, тоже черноволосая девочка, а за шею обнимал крепыш — мальчуган.
— Ну, что же вы, проходите, — посторонилась Анастасия.
Вошли чинно, даже немного торжественно.
— Давыдовы. Николай, — и мужчина раскланялся с каждым в отдельности.
— Моя жена Люба и наши дети: Зинаида, — кивнул на девочку, та вежливо наклонила головку, — и Михаил.
— Иван, Соловьев Иван. Моя жена — Анна.
— А вы, наверно, Елена и Анастасия Петровна? — Анна, улыбаясь, оглядела женщин.
— Где же Петр Ефимович? — голос Николая был густым, с легкой хрипотцой.
— Да он нас с мамой оставил, а сам на работу, сказал одной ногой там, другой тут, — Елене тоже понравились новые знакомые.
В это время дверь резко распахнулась, так, что от неожиданности, все одновременно повернулись к ней, и в коридор скорее влетел, чем вошёл, Пётр.
— Ну, что? Будем знакомиться.
— Да, думаю, все уж перезнакомились, — улыбнулся Иван. — Пойдем комнаты смотреть.
Через некоторое время все собрались в кухне. Сразу у входа сверкала новой эмалью раковина, рядом небольшая печка, на стене вьюшка. Не смотря, что дом был пятиэтажным и подключен к новой уже построенной теплоэлектростанции, каждая квартира имела обыкновенную печь, которая топилась дровами и, как покажет будущее, сослужила хорошую службу обитателям квартиры. Стена, у которой располагалась печь, была смежной с подъездом, и поэтому огромные лестничные пролёты и широкие ступени,
