– Это от жары, милая. Ты к ней не привыкла. Все, пока не привыкнут, чувствуют себя не в своей тарелке. Слава Богу, лихорадки у тебя нет. Сейчас я намочу полотенце холодной водой и протру тебе лоб. А потом мы пойдем и совсем легонько поужинаем.
– Нет, нет, я не могу. – Мэри решила, что скорее умрет, чем вновь увидит прекрасного мужчину с плантации. Должно быть, он счел ее величайшей дурой на свете.
Миссис Джексон рассмеялась и крепче прижала ее к себе.
– Но, Мэри, нам придется это сделать. Вот-вот придет моя горничная собирать наши вещи. Мы ведь почти приехали, осталось совсем немного. Кроме того, тебе просто необходимо поесть. Когда мы приедем в Новый Орлеан, у тебя не будет времени, а ты за весь день ни крошки не съела. Девушка не может быть веселой, постоянно думая о том, как она голодна. А тебе предстоит повеселиться, как никогда в жизни. Я говорю тебе об этом только сейчас, потому что не была уверена, что мы попадем в город вовремя. Но теперь я точно знаю, что мы успеваем. Если ты вдруг забыла, то напомню тебе, что сегодня Четвертое июля. А в Новом Орлеане праздник длится круглые сутки. Будут фейерверки. Танцы на улицах. Вечеринки в каждом доме. Я сама каждый год устраиваю прием. Дом будет разукрашен, придут мои друзья. Слуги знают, как все подготовить. И еще, мне не терпится показать им тебя, Мэри. Я каждому собираюсь сказать: «Вот она, моя любимица, которую я отыскала на Севере». И все полюбят тебя, Мэри, и будут рады приветствовать тебя в твоем новом доме.
Мэри забыла о своем смущении, страхах, взволновавших ее сильных чувствах. Новый дом. Новый Орлеан. Новые друзья, которых она там встретит. Как в родной семье.
– Я, пожалуй, умою лицо, – сказала она, обнимая миссис Джексон. – Я люблю вас, мисс Роза.
Поскольку конец пути был так близок, обычного ужина не подавали. На длинном столе, прислоненном к стенке, была выстроена шеренга холодных и горячих блюд, и пассажиры наполняли тарелки всем, что им приглянулось. Потом они садились за небольшие столики, расставленные по всей кают-компании. Каждый мог пить и есть что и когда заблагорассудится.
Такая система была для Мэри в новинку. Она застыла над блюдами, не в состоянии остановить на чем- то свой выбор.
Она была настолько погружена в этот процесс, что даже не заметила, как вошел Сен-Бревэн в сопровождении еще двоих мужчин.
Все трое задержались у столика, на котором стояла большая серебряная чаша, наполненная льдом и бутылками шампанского.
– Мы возьмем бутылку и бокалы, – сказал Сен-Бревэн стюарду, стоящему за столиком. – Пойдем в курительный салон и выпьем там, – предложил он своим компаньонам. – Тогда я приму ваше предложение сыграть несколько партий в карты.
– Монти, на игру времени не хватит. До Нового Орлеана едва ли больше получаса.
Вальмон Сен-Бревэн поднял темные брови.
– Скорее, пятнадцать—двадцать минут. Но разве это что-нибудь меняет? Ведь после прибытия судно никуда не идет. Мы будем играть, пока нам не надоест и не захочется разойтись… или пока я не выиграю все ваши деньги. – Он изысканно раскланялся, подводя двух своих попутчиков к лестнице. В руке он держал бутылку шампанского.
Любой наблюдатель мог бы безошибочно определить, что это два американца и креол, один из коренных франкоязычных жителей Нового Орлеана. Сен-Бревэна выдавал его акцент, хотя он говорил по- английски совершенно свободно, а также костюм. Он переоделся, едва поднявшись на борт «Красы Мемфиса». Джентльмены-креолы всегда переодеваются к вечеру, а этот джентльмен-креол одевался значительно элегантнее большинства своих соотечественников. Рубашка на нем была шелковая, кружевная, жилет – из белого с золотом парчового атласа. Мизинец левой руки украшал золотой перстень, загорелые руки были прекрасно ухожены. В общем, одет, обут, причесан и выбрит он был идеально.
Американцы были в той же одежде, в которой провели весь день – дорогой и модной, но без того истинно парижского шика, которым были отмечены смокинг креола и его узкие брюки. В сравнении с его лощеным совершенством американцы выглядели несуразно.
Наверху, в курительном салоне, они расставили стулья вокруг стола. Сен-Бревэн разлил шампанское и пальцем подозвал стюарда.
– Запечатанную колоду карт для моих друзей, чтобы они могли ее проверить, прежде чем я опустошу их пояса с деньгами, – сказал он. Вытянув длинные ноги, он откинулся в глубоком кожаном кресле. – Скажите, друзья мои, следует ли мне сделать вывод, что вы направляетесь в Новый Орлеан на воскресный стипльчез? Я сам выставляю двух лошадей. Не угодно ли заключить пари? Я чувствую в себе достаточно уверенности и могу предложить вам гандикап.
– Я видел тех тягловых лошадок, которых вы подняли на борт, – сказал американец помоложе. – На какую конкретно сумму вы в них уверены?
– Погодите-ка минутку, – сказал другой. – Прежде чем мы перейдем к этой теме, я хотел бы кое-что узнать. Монти, что это за дама, с которой вы раскланивались в кают-компании? Я с самой Падуки пытался познакомиться с ней, но мне решительно не везло.
Вальмон Сен-Бревэн ухмыльнулся:
– Друг мой, никакого везения вам и не требовалось. Достаточно было бы показать ей свой бумажник. Эта элегантная женщина – Роза Джексон. Она содержит самый шикарный дом свиданий в Новом Орлеане, а значит, самый шикарный во всей стране.
– Бандерша? В жизни бы не поверил!
– Если хотите, я свожу вас в ее заведение. Я там довольно уважаемый клиент. Лучшего вина и лучших постелей, чем у нее, вы нигде не найдете.
– А девочки? У той, которая сейчас при ней, вид такой, будто она ничего, кроме своего молитвенника, не знает.
Вальмон расхохотался:
– В этом особый шик заведения. Все девочки Розы на вид само воплощение невинности. Но в своем
