— По всей линии!
— Хорошо, Ле Жансем. В целом, если ты так хочешь. Мы знаем, почему Бонапарт хочет расшифровать Египет, и мы предполагаем, что, преуспев, он покажет всему миру то, чем действительно был Восток… И то, чем он еще может стать, если его кто-нибудь разбудит.
— Ты согласен? — Фарос вытаращил глаза.
— Нет, — сказал Орфей, — но ты даешь мне повод для тревоги. Думал ли ты о том, что выиграет Бонапарт: победа на Востоке и ослабление Европы, дабы господствовать над всем. Двойной удар? Его мечта — Восток, или он хочет им воспользоваться, не больше не меньше, чтобы получить весь мир, который сам и возглавит?
Недоверие Форжюри к Бонапарту толкало его слишком далеко, и я счел полезным вмешаться:
— Давай закончим с этим — генерал, император Востока и Европы!.. Мне кажется, гражданин Орфей, твоя критика чрезмерна, хоть я и понимаю твое отношение к этому человеку, у которого, признаю, лучшее вполне может соседствовать с худшим.
— Морган, твоя привязанность к этому генералу ни для кого не является тайной. Но я? По какой причине я должен служить его амбициям?
Рана Яффы была зияющей. Орфей имел право задавать себе такие вопросы. Трио, которое мы образовали, познало момент сомнения: Форжюри мог нас покинуть.
— Могу ли я вмешаться? — спросил Фарос, поднимая руку. — Надо пуститься в это приключение. И именно ты, Орфей, нашел для этого движущую силу: надо сказать правду, ибо мужество и составляет смысл Просвещения, которому мы служим. Правда сметет мракобесие, победит ложь и лицемерие. Не думаешь же ты, что с правдой можно договориться? Мы свергли режим, который поступал с ней как ему было угодно. Стоит ли впадать в ту же ошибку под предлогом того, что правда может быть опаснее лжи?.. Ты думаешь, так мы добьемся прогресса? Выбери правду, не усомнись. Польсти ей. Разыщи ее. Я умоляю тебя не бояться ее. Лучше отдаться на волю правды, чем отказаться ее узнать.
Ле Жансем закончил. До того дня я и не подозревал, что он настолько страстен. Я повернулся к Форжюри, который встал и взволнованно произнес:
— Морган де Спаг, для тебя честь — не пустое слово, но Фарос Ле Жансем, который с тобой, тоже человек чести. Поэтому я возобновляю свою клятву. Я присоединяюсь к вам обоим без всяких оговорок… Во имя правды!
И он бросился в объятия Фароса.
После этого прекрасного поступка, когда мы возвращались в Институт, мне показалось, что Форжюри стал смотреть на Ле Жансема совсем не равнодушно: он теперь лучше понимал мою привязанность к этому замечательному человеку. По дороге они подшучивали над недостатками своего образования.
Но под конец все же пришли к соглашению о присуждении друг другу похвальных грамот. Наконец, они действительно стали друзьями, и я этому радовался. Молодость и пыл, которым питалось наше трио, не ослабляли и не расшатывали его.
Поиск, о котором говорил Фарос Ле Жансем, дал нам энергию, которая, как мы думали, уже исчерпалась на войне и в пустыне. У нас возник великолепный проект — настоящее разоблачение, которое надо было сделать для всего мира. Мы собирались расшифровать универсальную загадку. Мы думали действовать во славу Древнего Египта и во славу Просвещения. А у меня имелась и еще одна причина: я хотел, несмотря ни на что, способствовать славе Бонапарта, но это намерение лишь добавлялось к другим и не задевало убеждений Фароса и Орфея, также очарованных честолюбием завоевателя. Таким образом, мы, все трое, хотели узнать, прав ли Бонапарт в своих предчувствиях по поводу фараонов. Ах! Как радовало все это наши сердца и наш разум. Однако предприятие еще надо было довести до конца. И тут небо послало нам знак. Судьба согласилась наконец благоприятствовать нам.
В течение этого лета 1799 года имела место замечательная череда прекрасных событий, которые произошли посреди некоторого количества не столь прекрасных…
Я начну с наилучшего, ибо оно касается нашей истории. Из Верхнего Египта пришли новости об успехах наших исследователей. Виван Денон делал одно открытие за другим. Посыльные, прибывая в Каир, говорили о Долине Смерти, о храме в Дендере.[110] Еще дальше, в некоем подобии петли, которую образовывал Нил, находилось еще много всевозможных чудес, которые предстояло обнаружить. В рассказах предшественников мелькали названия Карнак, Фивы, Луксор… Каменные колоссы Мемнона,[111] вырезанные в скале, — говорили, что от одного взгляда на них исцелялись все известные болезни.
В середине августа Денон, этот великий исследователь, возвратился в Каир, и рисунки, которые он привез после восьмимесячной поездки, восхитили Институт. Я был першим, кому он попытался объяснить, что он там увидел. Меня очень заинтересовали Фивы. Я пытался понять, как могли быть воздвигнуты статуи такого колоссального веса. Каким могуществом обладали фараоны, чтобы создать эти памятники?
— Там, в Верхнем Египте, находится ответ.
Орфей Форжюри был в этом убежден. Не проходило и дня, чтобы он не понуждал меня потребовать у Бонапарта подготовки научной экспедиции, которая раскроет тайны Нила.
Уверенность Форжюри лишь возросла, когда мы узнали наконец о работе наших двух молодых инженеров Проспера Жоллуа и Эдуара Виллье дю Терража.
То, что изначально задумывалось лишь как командировка, дабы эффективнее использовать Нил в сельскохозяйственных работах, стало приключением Жоллуа и Терража. Объединившись, как это сделали мы с Бертолле, эти молодые ученые поехали навстречу Виван Денону, с которым они увиделись недалеко от Долины Смерти. Денон рассказал им, какие чудеса находятся в храме в Дендере. Большего и не требовалось, и инженеры насели на Белльяра,[112] командовавшего их отрядом. Они получили право осмотреть Дендеру, восхитились местным храмом и увидели знаки Зодиака, нарисованные на его потолке. Эти двое молодых людей, как и Виван Денон, проделали гигантскую работу. Рискуя в любой момент погибнуть, подвергаясь воздействиям враждебного климата, рисуя камышами, когда у них закончились карандаши, эти любознательные инженеры не побоялись превратиться в чудо-писарей, чтобы скопировать все то великолепие, что открылось их воспаленным взорам. Но Дендера содержала тайну, которая вызывала разного рода споры.
Какое отношение она имела к нашему делу? Я сейчас об этом расскажу.
ГЛАВА 8
СТРАННЫЕ СЛУХИ ПОШЛИ О ДЕНДЕРЕ…
Странные слухи пошли о Дендере, с тех пор как Виван Денон объявил о своем открытии. Возможно, все дело было в этом мистическом колдовском названии? Вокруг этого места произошло множество всевозможных событий, а с находкой, обнаруженной там, будут связаны все ловушки и козни, которые еще встретятся нам на пути к расшифровке тайны фараонов.
Дендера располагается в Верхнем Египте. Надо подняться по Нилу, повернувшись спиной к дельте реки, к Александрии и Каиру. Надо идти в самый конец Египта, туда, где находится сердце его древней истории. Расстояние до Дендеры не превосходит расстояния от севера до юга Франции. Этот путь примерно равен тому, что во Франции связывает Париж с Лангедоком… Написал это и тут же понял, что подобное сравнение неверно, ибо в Египте следует забыть про туазы[113] и километры. Надо забыть про удобные коляски и наши хорошие дороги. Надо свыкнуться с мыслью, что в Верхнем Египте есть только Нил и пустыня; а также два великолепных колосса, кои по размерам своим соперничают друг с другом.
Река — это дорога и виадук, который связывает прошлое с настоящим. Эта дорога, медленная и капризная, отмечена сотнями деревень, построенных на границе пустыни. Идя от берега, со всех сторон находишь земли, омытые паводком.
