Клевальски перевел взгляд на белый прямоугольник. Некоторое время тупо таращился на него. Том ждал. Наконец, Дженс протянул руку, взяв конверт.
— В общем, я пошел… Если понадобится помощь — обращайся. Хотя… вряд ли я здесь смогу чем-то помочь…
Пока Дженс распечатывал конверт, уновец покинул дом.
В конверт лежал лист бумаги с напечатанным текстом.
'Официальное извещение.
Дженс Клевальски, сообщаем вам, что вы задолжали за коммунальные услуги сумму в размере более тысячи грязей.
В связи с длительным непогашением долга, произведены отключения электричества, телефонной связи, воды, а также перекрыты трубы канализации. Если вы не погасите долг в течении десяти дней со дня отключения, дело будет передано в суд. Вам грозит тюремное заключение на срок до…'.
Пальцы сжались в кулак, сминая бумагу.
И Дженс вновь уставился в стену.
Дженс очень поздно лег спать. На жестком полу, продуваемый ночными ветрами. И долго не мог уснуть, терзаемый мрачными мыслями.
А ведь в чем-то эти шакалы пера правы, — подумал он. — Я до сих пор ничего не добился в жизни. И теперь, скорее всего, уже не добьюсь. Столько лет ушло зря. Напрасно потрачено. За что бы я ни брался, у меня ничего не получается. Разве что в спорте были удачи… Так и то закончилось сокрушительным провалом. Пусть и не по моей вине. Но сейчас это уже и не важно. Я поверил в то, что у меня получится карьера уновца. Как же глуп я был! Разве у меня может что-то получиться? Подумаешь, пару раз повезло. Финал закономерен.
Зачем мне жить? Я ничего не добился. И теперь уж точно ничего не добьюсь. Конечно, пройдет какое-то время, люди обо всем забудут, меня перестанут преследовать… Но даже тогда мне ничего не светит.
Я перепробовал едва ли не все. Чуть ли не все профессии и занятия. И у меня ничего не получается. Я не способен на чем-то сконцентрироваться и добиваться успеха. Я ничтожество. Я полный ноль. Все, что я мог делать — это отдыхать. Читать книги да мате пить. Музыку слушать. Это любой идиот может!
Ну какой смысл мне жить дальше?
Эмили? А если она и вправду — преступница? Что тогда? Все указывает именно на это. А если и нет… Что мне с того? Зачем я ей нужен? Несправедливо обвиненный, преследуемый… Нет, мне нельзя быть с ней. Я лишь привлеку к ней внимание своих врагов. И тем самым подвергну опасности.
Да и как я ее найду? Нет, однозначно, о ней надо забыть. А тогда и вовсе жить не зачем.
Да и как жить? На что? Денег нет. На работу теперь не устроюсь. Воровать? Нет, ни за что. Я лучше умру с голоду, но не стану воровать или побираться, попрошайничать.
И что делать? Жить в этом доме я не смогу, пока не восстановлю его. А как его восстановить? Нужны деньги, чтоб купить материалы. Да и все восстанавливать — нанимать кого-то. Сам я ничего сделать не смогу.
Эх… Можно, конечно, помечтать о том, что я раскрою заговор, найду организаторов покушения на императрицу, докажу свою невиновность.
Но как это сделать?
Никак.
Я даже не представляю, с чего начать. Ни одной улики, ни одного следа. Нет связей в преступном мире. И в УН теперь тоже нет. У меня нет ни одного шанса.
Да и… зачем? Зачем мне это надо? Восстановить доброе имя? Перед кем? Перед жителями Ням-Ням? Вот только про меня писали в газетах, как я освободил заложников, пытался предотвратить беспорядки… И тут же все забыто. Я обвинен, оклеветан. Мой дом разрушен, и я боюсь выходить на улицу. Я пытался помочь людям — а они предали меня при первой же возможности. Даже если свершится чудо и я докажу свою невиновность — что с того? Стоит опять кому-то что-то заподозрить, меня тут же опять польют грязью шакалы пера, и все, опять я стану изгоем, опять меня возненавидит весь город… Нет, хватит с меня.
Дженс то погружался в сон, то выныривал в реальность. Но даже во сне он не мог забыться, преследуемый видениями последних дней. И тягостными мыслями.
Сколько Дженс ни размышлял, он не находил ни одной цели, ничего, что стоило бы жизни. Теперь в его существовании не было никакого смысла. Да и не то что смысла — самой возможности жить больше не было. Впереди его ждала лишь медленная, мучительная, унизительная смерть. Так не лучше ли покончить со всем и сразу?
…Рассветало. Первые лучи солнца озаряли город. Дженс медленно брел по улицам.
Он принял решение. Уйти из города, который предал его. Родного города, в котором он родился и вырос. Который любил — насколько можно любить такой город, как Ням-Ням. И в котором он стал изгоем.
Уйду куда-нибудь в деревню, — думал Дженс. — И начну все сначала. В деревне будет проще. Найду себе заброшенный домик. Наймусь на работу. Буду землю пахать или коров доить. Хоть что-то. А там, глядишь, и представится шанс. И удастся подняться, чего-то добиться…
Дженс шел налегке, ничего не взяв с собой. Да брать-то было особо и нечего. Давно остались позади дома зажиточных горожан, густонаселенные кварталы бедных районов, потянулись трущобы…
Дженс шел, не обращая внимания ни на что вокруг, погруженный в размышления.
Уйти отсюда. Забыть обо всем. И никогда не вспоминать. Этот город предал меня. И я уйду отсюда.
И начну новую жизнь…
Вот и последние дома. Впереди — дорога, освещаемая рассветными лучами солнца. Впереди — новая жизнь. Новые возможности.
И Дженс уверенно ступил на дорогу, ведущую его в новое, прекрасное будущее…
— Так-так-так, кого я вижу?!
Дженс едва не подпрыгнул от неожиданности — погруженный в невеселые думы, он не услышал шагов за спиной — и резко развернулся.
— Ну вот, мы и встретились, философ гребаный, — зло оскалившись и буравя Дженса ненавидящим взглядом, произнес смутно знакомый человек. И Дженс вспомнил его — несколько дней назад этот человек с парой ёблинов пытались ограбить его.
В этот раз их было пятеро, и все люди — как на подбор большие, массивные, с угрюмыми лицами. Двое вооружены арбалетами, взведенными и нацеленными на Дженса, остальные держали наготове топоры и мечи.
— Я обещаю, что умирать ты будешь долго и мучительно…
Взвизгнули тетивы, два болта одновременно покинули ложа арбалетов, один пробил правое плечо Дженса насквозь, другой угодил в голень, под колено. Дженс рухнул на мостовую, нападающие мгновенно окружили его. Взвился вверх топор в руках главаря — и стремительно рухнул на распластавшееся на земле тело…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Одни из первых законов, принятых Императрицей, был закон, запрещающий придумывать, рассказывать, писать, слушать и читать анекдоты про блондинок.
'Думаю, наш фольклор ничего не потеряет, если не будет анекдотов про блондинок', — заявила императрица. — 'Все равно они все несмешные. Но если кому-то нравится придумывать такие анекдоты — пожалуйста. Пусть сидят в одной камере, сочиняют и рассказывают их друг другу'.
На данный момент, в большой тюремной камере, отведенной специально для сочинителей и слушателей анекдотов про блондинок, находится уже более трехсот человек. Правда, ходят слухи, что им
