спецслужбами провокации, он старательно обходил. Боялся разговора об увлечении заграничными тряпками, опасался вопросов о связи с Фишманом, который и подставил его разведке, но больше всего Валеру тревожила мысль, что в этом тихом, скромно обставленном кабинете придется рассказать о сделках с барменом Вартановым.
— Давайте начнем все по порядку, — предложил Шахтанин. — Выстроим все ваши приключения по хронологии.
И Чукрин начал рассказывать о посещении лавочки Яши, о том, как ему подсунули фальшивые доллары, как доставили в полицию, шантажировали и пытались завербовать. Кое-что он не договаривал, стремился объяснить в выгодном для себя свете, представить как безобидные, необдуманные действия, в чем глубоко раскаивался, и просил поверить ему.
— Вы ведь не один раз вывозили за границу советские деньги? — поправлял его Николай Васильевич.
— Виноват, товарищ полковник. Было дело.
— Ввозили контрабанду.
— Так, по мелочи...
— Каким образом вам удавалось провозить деньги и контрабандные товары?
— Провозил...
— Каким образом?
Чукрину не хотелось рассказывать об ухищрениях, к которым он прибегал, чтобы обмануть бдительность таможенников. Однажды он надел две пары носков, спрятав между ними, под ступнями, на время таможенного досмотра пятидесятирублевые купюры. Но рассказывать об этом у него не повертывался язык.
— Тайник был?
— Был.
— Где?
— В радиорубке.
— Точнее?
— В переборке за панелью.
— На шурупах?
— Да, — удивился Чукрин такой осведомленности полковника.
— Надо посмотреть на то изобретение Чукрина, — сказал Николай Васильевич, обращаясь к Евдокимову. Майор кивнул. — А откуда у вас деньги? Зарплата не такая уж большая...
— Спекулировал джинсами, — заметил майор.
— По мелочи...
— Сколько вы выручили фальшивых долларов в последнем рейсе?
— Двести.
— Что продавали?
— Икру.
— Сколько банок?
— Сорок.
— Дешево. Где взяли?
Чукрин не готов был к ответу. На какое-то время замялся.
— В магазине купил.
— В каком?
Чукрин молчал.
— И как это вам удалось сорок банок икры купить? — спросил Евдокимов. — Что-то не верится.
Чукрин хотел было сказать, что икру принесла из магазина жена, но вовремя осекся. Это вранье легко раскроется, так как жену он не предупредил.
— Что же вы молчите? — спросил полковник. — У кого брали икру?
— У «Удава»... — признался Чукрин.
— Кто такой?
— Бармен Вартанов из ресторана «Бригантина».
— Давайте так сделаем, — повернулся Николай Васильевич к Евдокимову. — Оформим протоколом явку с повинной. Вам, Чукрин, советую обо всем рассказать как на духу. А теперь скажите, кто из экипажа «Бейсуга» знает Фишмана?
— Доктор Аринин, Григорий Павлович. Да и не только он. Старпом.
— Обусловлена встреча с теми, кто вербовал?
— Не понял...
— Договорились о встрече с тем, кто вас вербовал?
— Ко мне должен был прийти на борт Яша. Только я бы все равно ничего ему не передал, — поспешил заверить Чукрин полковника.
— А что они от вас хотели получить?
— Хотели, чтобы я зашел в каюту к капитану в его отсутствие.
— Обещали?
— Так, кое-что по мелочи, чтобы отпустили. Ничего я бы им не дал, — твердил Чукрин.
— Вас никто не искал после списания с судна? — спросил полковник.
— Нет.
— Может, кто звонил домой?
— Да нет, кажется, никто не звонил.
— В полиции спрашивали ваш домашний адрес?
— Спрашивали.
— Где вы живете?
— На Приморской, двадцать четыре. В частном доме. Жене достался по наследству. Ее старики умерли.
— А номер телефона записали?
— Не помню. После укола не помню, что говорил, о чем спрашивали, что обещал... Не помню.
— Обо всех мелочах подробно расскажете майору. Опростоволосились вы, Чукрин, — сухо заметил Николай Васильевич.
— Черт попутал...
— Черт здесь ни при чем. Тряпки вас попутали.
Полковник отпустил Чукрина вместе с майором Евдокимовым, который непосредственно занимался его делом. Через несколько часов, прочитав протокол явки с повинной, распорядился отпустить радиста домой.
К протоколу было приложено объяснение Чукрина, которое он пожелал изложить в письменном виде на имя начальника управления.
«Я понял и глубоко осознал, насколько неправильны были мои действия, — писал Валера. — Еще больше это дошло до меня сегодня, после проведенной со мною беседы. Горько сознавать, что допускал позорные поступки. Урок на всю жизнь. Виноват.
В моей душе Родина — это честь и смысл моей дальнейшей жизни. Я прошу мне поверить и заверяю, что никогда и ни при каких обстоятельствах впредь не допущу сам чего-нибудь подобного и не позволю другим это делать».
38
Шепелюк из порта позвонил полковнику Шахтанину и сообщил, что на своих «Жигулях» к нему приехал
