информацию о состоянии береговой обороны и советских военно-морских силах на Черном море. Как ни конспирировались они, но в марте 1941 года, за три месяца до начала войны, в Новороссийске был арестован агент немецкой разведки Пери. Об этом не без удовольствия рассказал капитан. Он лично принимал участие в его аресте и обыске, но подробностей дела не знал. Пери, конечно, под другой фамилией, работал в местной гостинице «Интурист». Из Москвы в Новороссийск к нему периодически приезжал сотрудник германского военного атташе, останавливался в той же гостинице и проводил с ним конспиративные встречи. Это, пожалуй, все, что мне мог сообщить капитан во время моего краткого пребывания в Новороссийске. Найти кого-нибудь из сотрудников гостиницы, которые знали Пери, мне не удалось. Теперь на ее месте громоздилась куча битого кирпича. Прилегающие улицы вокруг уже были расчищены. Город жил, трудился, строился заново. Капитан, влюбленный в свой город, показал мне перед отъездом рубежи, где проходил фронт, рассказал о десанте на Малую землю, о жесточайших боях на ней и, конечно, о будущем города, приглашал приехать и посмотреть приморский город лет через десять. Сам он ютился с семьей в полуподвальном помещении с одним окошком у самого потолка и был доволен своей квартирой.
— Жить можно. У других хуже — в землянках или в хижинах живут. У меня не заливает и не продувает. Приезжай...
Я пожал плечами. Сказать ему ничего определенного не мог. Я тоже верил, что так будет, как думал капитан.
— А знаешь, как тут у нас дует бора? Норд-ост? Только держись. Если ты не пережил на себе бору, считай, что в Новороссийске не был. Приезжай...
Он приглашал меня к себе на квартиру, обещая угостить свежеотваренной картошкой и рыбой, которую сам ловил в море, но я отказался, чтобы не стеснять капитана.
— Ну ладно, будешь в Краснодаре, передавай привет Карпычу, казаку, по фамилии Крикун. Скажешь: от Василя. Чекист еще со времен гражданской... Спроси у него, кстати, как он в те годы контру Баткина в Екатеринодаре упустил, — засмеялся капитан. — А вообще я считаю его профессором в нашем деле. Он столько знает, что может лекции по борьбе с контрой читать с закрытыми глазами, заслушаешься! Но нужен ему настрой. Перед войной ходил у него в помощниках по одному делу, которое начинал еще Николай Васильевич, умница, каких редко встречал... А ворчун какой Карпыч!.. Если что не так, сразу: «Василь, ну куда тебя, черт, все время заносит?» — «Да никуда меня не заносит, Андрей Карпович. Откуда ты взял?» — «Ото, ты не замечаешь за собой. Со стороны видней», — подражая Карпычу, смеялся капитан. — Судьба не раз сводила нас вместе и разбрасывала в разные стороны.
Через два дня он вывел меня на окраину города, помог остановить попутную грузовую автомашину, ехавшую в сторону Краснодара, и я с ним не без сожаления распрощался. Залез в кузов на какие-то мешки и пристроился у самой кабины. На мешках уже сидело несколько человек. Все они ехали в Краснодар. Подъезжая к городу, шофер остановил машину и попытался собрать с нас по рублю — плату за проезд. Сидевший рядом со мной матрос расстегнул бушлат, поправил ремень и, нарочито зевая, сказал шоферу:
— Давай не будем портить отношения, братуха. А?
Шофер оглядел нас внимательно, каждого по очереди, и, молча подавшись в кабину, сердито захлопнул за собой дверцу. Машина тронулась.
Пожилой приземистый майор Андрей Карпович Крикун терпеливо выслушал мою краткую информацию о заявлении Амурского и скептически пожал плечами:
— А какое отношение имеет заявление вашего Амурского к делу Пери? В огороде — бузина, в Киеве — дядька?
Я мог высказать ему только мои предположения: немцы у Амурского интересовались Новороссийском, и Антон, как мы условно называли разыскиваемого, тоже, мол, в камере наводил справки о Новороссийске. Наконец, странная встреча Амурского на вокзале, если только она ему не пригрезилась...
— Выходит, интересуетесь для общего развития? — сказал майор и не без любопытства оглядел меня с ног до головы.
— Пусть будет по-вашему, товарищ майор, — решил я не осложнять с ним взаимоотношений.
— Ну, если так... Да, — вдруг вспомнил майор, — мы же недавно копались у себя и ничего не нашли. Вы что же, не верите нам?
— Да нет, верим. Просто для общего развития, как вы сказали.
— Ну, если так, то так и быть.
Я и в самом деле уже не надеялся найти что-то полезное для себя в старом деле, но узнать, как был разоблачен агент, мне хотелось. Как в обиходе вел себя, как и через кого собирал шпионскую информацию, с кем был знаком... Если не ознакомиться с делом, думал я, то и докладывать майору Силенко нечего. Возможно, Дед был прав, когда сомневался в необходимости моей командировки в Новороссийск...
Дело мне принесла сотрудница Ангелина Ивановна, которой поручил Андрей Карпович опекать меня при строгом соблюдении всех его предписаний. Я обещал ей не нарушать их и поинтересовался, давно ли она работает здесь и не известны ли ей какие-либо обстоятельства по интересующим меня вопросам. Она с пониманием отнеслась к моей просьбе, но опять оговорилась, что «если только майор разрешит». По ее добрым глазам я понял, что она готова помочь в моих поисках. Мне с нетерпением хотелось быстрее раскрыть потертую папку, которую я держал в руках. Сотрудница ушла, оставив меня одного в кабинете.
И вдруг... Я чуть было не закричал во весь голос. Вскочил из-за стола, опрокинул стул, открыл настежь дверь в коридор. Но там никого не было, все ушли на обед, и мне пришлось возвратиться к раскрытой папке. Не веря собственным глазам, я еще раз прочитал то, что меня так взбудоражило. Оказывается, Кемпке Хорст Карлович, немец, выдавал себя за уроженца Эстонии, жил перед войной в Новороссийске под фамилией Пери Мико Карлович. Пери из Эстонии!
— Да, но почему Пери? А не Першин? — несколько успокоившись, начал я рассуждать. — И имя не сходится. Но все же что-то близкое. Может, и Амурский выдавал себя в плену за эстонца? Привозили же его зачем-то в Эстонию!
Откуда-то появившийся майор приоткрыл дверь и предложил пойти пообедать, но есть мне не хотелось, и я отказался идти в столовую.
— Интересно? — спросил он, показывая на дело.
— Что-то есть, но что — пока не пойму.
— Учитесь, как надо работать, — назидательно сказал он и прикрыл дверь.
Дело надо было изучить самым тщательным образом. Может быть, это — случайные совпадения с некоторыми местами из биографии Амурского и мои радости преждевременны. Да и какая связь Кемпке- Пери с Амурским, если он утверждает, что никогда не был в Новороссийске!..
Мне хотелось сразу же позвонить майору Силенко и доложить о моем открытии. «Не поверит», — решил я про себя. Очень уж просто: приехал, посмотрел, нашел. Дело только полистал, толком, с карандашом в руке, как учил майор, не прочитал. И я принялся за основательное изучение документов.
— Спокойно, не торопись, — вслух сказал сам себе, усаживаясь за стол. — Все по порядку. Итак: Пери Мико Карлович, он же Кемпке Хорст, он же Гельзинг Клаус, тысяча восемьсот девяносто первого года рождения, немец... Кто он?
...— Это дело я хорошо знаю, — сказал мне после обеда майор. — Ото, читай, потом поговорим.
Март 1920 года выдался на Кубани холодным, но весна все же брала свое. На дорогах властно заявила о себе распутица, а красные полки, несмотря ни на что, продолжали наступление, вошли в Екатеринодар. Белый фронт разваливался на всем своем протяжении. Впереди отступавших, разбитых и сильно поредевших белых частей, двигалась целая туча разного рода беженцев. Ими были забиты раскисшие дороги, поезда и воинские эшелоны, крыши вагонов. Шли пешком, ехали на подводах, цеплялись за телеги обозов.
Катящийся к морю бесформенный вал белогвардейщины, как туча саранчи, пожирал все продовольствие, что попадалось в близлежащих станицах. Буйствовали офицеры и младшие чины — их захлестнула стихия обреченности, находившая выход в грабежах, кутежах и перепалках пьяных компаний.
