улыбнулась ему, как родному. Я даже заревновал ее к этому флагу. Она поцеловала меня в лоб.
— Подожди меня здесь. Да? Я скор-р-ро. Да?
Я стоял на Мойке, прислонившись к чугунной ограде, и смотрел на свой дом. Очень мне туда идти не хотелось. Но и расстаться с ней «просто так» я не мог. Я пошел на угол, позвонил в офис еще раз и услышал все то же самое: «Константина Николаевича сегодня не будет».
Натали действительно скоро освободилась. Подошла ко мне и сказала сердито:
— Бюр-р-рократы! Кошмар-р-р!
— Что случилось?
Она обиженно надула губы.
— Слава, я их умоляла дать мне хотя бы еще один день! Хотя бы один! Бюр-р-рократы!
— Когда у тебя виза кончается? — спросил я.
— О-о, виза на месяц,— жалобно сказала Натали, — но билет мне вручили на сегодня. Четырнадцать сорок. Да? Они меня высылают!
У меня внутри все запело! Я наклонился к ней:
— Да, пошли ты их к черту! Я знаю одно место, где нас никто никогда не найдет! Целый месяц никто не найдет! Ручаюсь!
Натали грустно посмотрела на меня.
— В Африке? Да?
— Почему? — засмеялся я. — В России можно спрятаться лучше, чем в африканских джунглях! Пошлем все к черту, Натали!
— Но я не хочу прятаться, — сказала она. — Я ни в чем не виновна. И я им это должна доказать! Да?
Я затормошил ее.
— Да кому ты докажешь? Сама говоришь — они бюрократы!
— Ну и что? — твердо сказала она. — Они — это они. А я — это я. Речь идет о моем будущем, Слава. О моей профессии! Я приеду и все докажу! Во Франции уже двести лет демократия! Да?
Больше мне говорить было не о чем. Мы машинально пошли в сторону моего дома. Она сказала на ходу:
— В час они заедут за мной к отелю. Слава, у нас только два часа. Да? Уже можно идти к тебе домой?
Я признался ей:
— Мы не можем туда идти!
Мы остановились, не дойдя до моего дома. Она улыбнулась.
— Ты опять боишься?
Я искренне ответил ей:
— Боюсь.
— Чего? — спросила она ласково.— Ответь, мой маленький герой.
Я не мог ей ответить. Не мог я ей сказать, что я боюсь за Константина… Боюсь, что сегодня он так и не сможет доказать Людмиле, что он не раб… Я облокотился на чугунные перила напротив дома Пушкина. Она встала рядом.
— Ты опять боишься того легионера? Да?
— Его уже нет, — отмахнулся я. — С ним кончено.
— Как кончено? — забеспокоилась она.
— Он убит. Выстрел в голову, — успокоил я ее.
Но она не успокоилась. Смотрела на меня широко раскрытыми перламутровыми глазами:
— А Константэн? — спросила она тревожно.
— С ним все в порядке. Его ночью чуть не убили. С ним все в порядке.
— А с тобой?! — тихо вскрикнула она.
Я ей улыбнулся успокаивающе.
— В меня три раза стреляли! Все! Лимит исчерпан!
— О-ля-ля, — пропела она. — Как вы здесь живете?!
— Нормально, — ответил я. — В России идет скрытая, тихая революция. Пушкин ее предсказал в своих «Философических таблицах». Все идет нормально, Натали.
— Кошмар-р-р, — сказала она.
И тут я увидел наш катер! Он стоял у моего спуска. На том же месте, как в тот самый далекий день, когда все началось. На кормовой банке, прикрыв лицо мелкой фуражкой, загорал Котяра. Я схватил Натали за руку и потащил ее к спуску. Она упиралась, и я ей объяснил:
— Я нашел! Нашел!
— Что! — не понимала она.
— Я нашел, где нам провести два часа!
Над самым катером я крикнул сверху:
— Капитан, свободен?
Котяра снял с глаз фуражку и хотел ответить что-то нехорошее, но, увидев Натали, сел голый по пояс и прижал к груди тельняшку.
— Пардон, мадам.
Натали засмеялась. Котяра повернулся к ней спиной и натянул тельник.
— Покатай нас, Леня, — попросил я. — Я заплачу.
Котяра повернулся и презрительно на меня посмотрел.
— Обижаешь, Славик.
— Натали сегодня улетает. У нас всего два часа.
Котяра посмотрел наверх, в сторону моего окна.
— Не могу, Славик. Костю жду.
Я догадался, что Константин приехал сюда на катере, чтобы не впутывать свою охрану. Леня ждал его. Значит, как раз в этот момент он был там…
— Подожди,— попросил я Натали. — Мне надо узнать кое-что.
Она внимательно смотрела на меня. Внимательно и тревожно. Пока мы шептались с Котярой на катере, она стояла у ограды.
Вот что я выяснил. Высадив меня у Аничкова моста, Константин направился на катере на набережную Робеспьера, напротив «Крестов». Они причалили на углу Потемкинской. Котяра остался ждать, а Константин, в махровой простыне, босиком, пошел домой к Таврическому саду. Хорошо, что было еще очень рано и дом его отсюда был совсем недалеко. Вернулся он быстро. Веселый, выбритый, переодетый во всё белое. Как на праздник. Они сразу приехали сюда, на Мойку. Константин попрощался с Котярой и ушел…
— Куда он пошел? В парадную? — спросил я.
— Под арку,— ответил Котяра. — Я думал, он к тебе…
Я понял, что Константин решил попасть туда через мой чулан… На моем окне колыхалась от ветра кремовая занавеска.
— Когда он ушел?
— В семь пятнадцать, — четко ответил Котяра.
— А сколько сейчас?
Котяра посмотрел на часы.
— Четверть двенадцатого… А что?
— Он просил тебя ждать?
— Нет. А что?
— Чего же ты ждешь?
Котяра оскалился:
— Славик, он обещал мне новый мандат выдать. От своего фонда. Он меня на работу к себе берет, Славик. Я жду своего хозяина! Ёк макарёк!
Четырех часов было вполне достаточно, чтобы доказать, что ты не раб. Даже более чем достаточно… Константин не мог после всего выйти на Мойку. Слишком много народу было на набережной в самый разгар
