будет достаточно, но — на всякий случай.
Увы, недостаток почтительности у тебя, видимо, наследственный, и на моей карьере он тоже отразился. Я и не подумаю упрекать тебя за это. Но надо помнить, что гнев и раздражительность — это далеко не одно и то же. Гнев — великое чувство, а раздражительность — только слабость. Сам я, к сожалению, не крепко разбирался в этих тонкостях, но тебе, на правах родителя, считаю нужным напомнить об этом. Не надо, доченька, размениваться на мелочи. Во всяком случае, ничто не должно помешать нашему свиданию, и меня очень трогает, что ты не забываешь об этом.
К двум предыдущим письмам я прилагал по два листка стихотворений Блока, Есенина и других. Сам я их не читал — не по коню корм. Но, зная твою любовь к поэзии, я старался. И вдруг читаю в твоем последнем письме, что после вторичного чтения Блока, у тебя впечатление «не то». Долго колебался, продолжать ли посылать, и решил всё же посылать: не понравится — выбросишь.
Насчёт поэзии мы как-нибудь договоримся, тем более, что этих стихов у меня не так много. Но ты также пишешь: «Как ни стараюсь, но всё никак не могу почувствовать интереса к Киевской Руси… в этой эпохе не вижу проявления интеллекта, духа». Но ведь ты дальше пишешь, что «вопрос о государстве тебя всегда интересовал». Меня — тоже. Этот вопрос имеет самое близкое отношение к современности, и очень важно решить, является ли государство неизменным следствием развития производительных сил, развития производства, или это более или менее побочный продукт определённых исторических условий, Я глубоко убежден, что в этом вопросе классики определенно «загибают». Впрочем, не только в этом. Что же касается «торговли и грабежей», то они были во все эпохи. Эпоха Возрождения — славная страница в истории человечества, но торговли и грабежа в ней более чем достаточно.
В любви к Короленко я смело могу соревноваться с тобой, он мой любимый писатель. А вот насчёт того, «какое это было интересное время», можно поспорить. Скучное и тяжёлое было время, описанное в «Современнике»[186], и люди тогда были, вероятно, такие же, как сейчас. Это сам Короленко — очень хороший человек, и обладал он замечательной способностью находить и показывать хорошее в людях. И показывать правдиво, без прикрас, но убедительно. И, может быть, ему помогало то, что он хорошо знал историю, в частности, историю русского народа. А знал он это не по классикам — он был их противником.
Кстати, помнишь ли ты рассказ Короленко «Чудная»? Он ведётся от лица конвоира об одной ссыльной. Прекрасный рассказ. Короленко писал героиню с действительно существовавшего лица — его товарища по ссылке в Вологодской губернии. Об этом он рассказывает в «Современнике». Ее фамилия была Улановская. Какое приятное совпадение! У тебя тоже есть немного от боярыни Морозовой.
А историей я тебя ещё долго буду занимать — писать больше не о чём, об остальном при встрече поговорим устно.
Будь здорова, милая. Целую крепко и не дождусь свидания. Привет хорошим людям!
P.S.: Смело пользуйся посылкой матери Иды, давать — большое счастье, может быть, самое большое в жизни, и надо поощрять хорошее в людях.
13.12.55
Здравствуй, доченька!
Лаура явно переоценила мои дипломатические таланты. По ее поручению я написал Адриане пространное письмо. Не упоминая про Лауру, я отрекомендовался другом их общей знакомой Ольги Мартовны, которую я встретил проездом в Таллине и которая просила меня сообщить ей все, что я сумею узнать о судьбе Адрианы. В письме я затронул ряд общих вопросов: о пользе просвещения вообще, о выборе профессии, о сравнительных преимуществах медицины и т п., стараясь возбудить в ней интерес и вызвать на переписку. Сегодня получил её ответ — всего несколько строчек, очень настороженных и подозрительных. Она удивляется, что я не послал ей прямо адреса Ольги Мартовны (которого Лаура тоже не знает), и подозрительно допытывается, откуда я узнал её адрес. Ума не приложу, как действовать дальше. Не плюнуть ли на дипломатию и не написать ли ей прямо, в чем дело?
Получил очень хорошее письмо от Ирины вместе с её фотокарточкой. Настоящая библейская красавица. Она пишет, что долго колебалась, посылать ли мне эту карточку, так как считает её неудачной. Я думал (и сейчас думаю), что она кокетничает, но моя здешняя приятельница, побывавшая летом в Москве и видевшая ее, уверяет, что оригинал, действительно, много лучше фотографии. Вот, какие у меня красавицы-дочки!
Мама пишет, что они с Сусанной живут в постоянном страхе разлуки и даже собираются воевать за свое право на совместную жизнь.
В своём последнем письме ты упоминаешь о психическом состоянии некоторых своих сожительниц. У меня тут в этом отношении дела обстоят не лучше, а пожалуй, много хуже — мои сожители все — старики и старухи с большим стажем сильных переживаний в недалеком прошлом.
Вчера у моего приятеля, врача-психиатра, были гости, его товарищи по прошлой совместной жизни. Они только сейчас, как говорится, получили возможность приобщиться к трудовой жизни народа. Один из них меня заинтересовал. У нас оказались общие знакомые, и мы разговорились. 20 лет назад он занимал высокие посты и «руководил». Против обыкновения, он не только не дурак и остроумный, интересный собеседник, но и очень образованный человек, интересуется философией, высшей математикой и физикой, текущую историю знает, т.с., из первых рук. Я был несколько удивлён, когда по ходу разговора узнал, что он католик по убеждениям (по национальности он еврей). Не просто христианин, а именно католик! После его ухода мой приятель-врач сообщил мне, что это — его бывший пациент, психически ненормальный человек, продолжающий быстро деградировать[187]. Это пострашнее коротких буйных припадков. И это далеко не единственный случай. Вот такие факты подвергают большому испытанию мои христианские чувства.
По-прежнему интересуюсь историей. Я не совсем уверен, что знание прошлого действительно, по аналогии, помогает делать выводы о настоящем. Но нет сомнения, что близкое знакомство с настоящим проливает свет на многое, что казалось тёмным и непонятным в прошлом. А текущую историю я сейчас имею возможность получать из первых рук — со слов участников. Эх, доченька, если бы ты послушала то, чего я наслушался, то твоё отвращение к древней истории — «торговля и грабежи» — значительно уменьшилось бы.
С нетерпением жду твоего очередного письма и надеюсь на положительный ответ твоего начальства.
Будь здорова, милая. Крепко целую тебя и жму руку твоим подружкам. Твой папа.
18.12.55
Здравствуй, доченька милая!
Получил почти одновременно два твоих письма — от 29.11 и 2.12 и, кроме того, видовую открытку. Разрешения на свидание я ещё пока не получал, но, узнав из твоего письма, что твой начальник благословил нашу встречу, я немедленно помчался в город просить отпуск. Вчерашний день я потерял зря — надо было начинать здесь, на месте, у своего коменданта. Сегодня воскресенье, выходной день, и продолжать дело можно будет только завтра.
Буду торопиться, так как Иринка сообщила, что она была в прокуратуре и там ей сказали, что тебя и других скоро вызовут в Москву. Как скоро — это неизвестно, но, вероятно, в течение ближайших трёх месяцев. Иринка, конечно, со слов знающих людей, говорит, что это очень хорошо. Впрочем, она тебе наверное сама напишет подробно об этом. Прав бессмертный Панглос…
Меня очень заинтересовало твоё наблюдение, что украинцы относятся к евреям не так, как русские интеллигентские антисемиты. Наблюдение дельное, но я думаю, что ты ошибаешься в оценке его корней у русских интеллигентов. Антисемитизм не имеет никаких исторических корней ни в русском народе, ни в его интеллигенции. Это просто выражение морального, да и физического бессилия. Он все объясняет и все оправдывает и, прежде всего, свое собственное ничтожество. Словом — это религия побежденных и признавших свое поражение.
Велика сила затверженных с молодости убеждений, симпатий и антипатий. Во время гражданской войны я относился с отвращением к украинскому движению. Оно казалось мне совершенно ненужной и досадной помехой в серьезной политической борьбе между старым и чем-то новым, идущим ему на
