— Впрочем, в настоящий момент не важно, кто ты такой, ибо я не хозяин твоей судьбы.
Он сделал жест в сторону Геркулеса и сухо проговорил:
— Ты принадлежишь этому благородному служителю Олимпа, который сам решит — жить тебе или умереть.
Геркулес поднялся, возвышаясь громадой над своим властителем. Он заговорил:
— Я предоставлю ему шанс победить меня, если он, конечно, согласится. Это и решит его судьбу…
Скажу прямо, что, услышав эти слона, я был не слишком обрадован. Да и, между нами говоря, кто рискнет помериться силой с Геркулесом?
Однако я увидел в глазах гиганта столь насмешливое выражение, что не позволил себе отказаться и принял решение идти до конца, что вызвало шепот восхищения.
Юпитер,[10] если мне будет позволено так именовать властелина этих мест, после легкого колебания дал свое согласие, но по выражению его лица я догадался о его истинных мыслях. И должен заметить, что были они явно не в мою пользу.
Бдительная стража тотчас вывела меня из зала, и вскоре мы очутились на террасе, выходящей на широкую эспланаду, где теснилась шумная толпа.
Я обратил внимание, что эллинские нравы здесь не нарушались, ибо в этом мужском сборище не было ни одной женщины, как я ни старался их обнаружить.
Игры происходили внизу, и меня повели в раздевалку.
Атлеты, готовясь к сражению, натирали тела специальным маслом, другие, ожидая своей очереди, разминались.
Ну а кое-кто, уже выбыв из игры, агонизировал в углу.
Какие-то люди, что-то вроде полицейских представителей, отводили каждой команде свое место в раздевалке и разделяли конкурентов по категориям.
Все происходило согласно древним ритуалам, и игры начались пятиборьем, включавшим в себя борьбу, бег, прыжки, метание диска и метание копья или кулачный бой.
Что касалось меня, то я мог ни о чем не беспокоиться, поскольку оружие выбирал Геркулес и поединок должен был состояться на мечах.
Я не строил никаких иллюзий, понимая, что невозможно выйти победителем в этой неравной борьбе, и проклинал судьбу, которая за что-то вдруг взъелась на мою скромную персону.
Но вот пришло время сказать alea jacta est.[11]
Я схватил щит в тот момент, когда трубы и барабаны объявили о начале сражения.
Говор толпы сменился гробовой тишиной. Жадная и любопытная толпа глазела только на своего любимца, который должен был лишний раз продемонстрировать силу. Но в том возбуждении, которое меня охватило, я решил сражаться изо всех сил, назло этой тысячеглавой толпе-гидре.
Когда барабаны смолкли, Геркулес атаковал меня. Наступал он небрежно, с явным намерением испугать и дезориентировать меня, но, махая мечом, ни разу не коснулся.
Ему явно хотелось продлить удовольствие и поиграть со мной, как кошка с мышью.
Он сделал финт влево, махнул щитом вперед, а мой меч описал жужжащую дугу над его головой. Сам же он грохнул мечом по моему щиту, который зазвенел, как гонг. В течение нескольких секунд тишину нарушал только звук наших шаркающих подошв по тонкому песку арены.
Потом были еще атаки, выпады, затем меч моего противника закружился, как винт вертолета, и, просвистев над моей макушкой, грохнул по щиту. Тот вылетел у меня из рук и покатился к ногам колосса, издавшего победный клич.
Толпа взревела в едином порыве. Она понимала, что моя гибель — дело нескольких секунд.
Тогда Геркулес небрежным жестом отбросил свой щит, желая показать, насколько он силен и великодушен. Явный популист и любитель примитивной рекламы.
Я видел, как он медленно приближается, стремясь подловить меня в тот момент, когда я брошусь в атаку.
Силы мои были на исходе, по спине струился пот, и я чувствовал, как бешено бьется сердце, чуть ли не выскакивая из груди.
Резким движением сорвав накидку, я швырнул ее в лицо Геркулесу, но мой хитроумный противник избежал ловушки, когда я уже был готов броситься на него. Он нырнул вперед, резко отбил мое лезвие, и я лишь успел увидеть сверкнувшую на кончике его меча молнию, несущуюся к моей груди.
Но свершилось чудо.
Лезвие не достигло тела, а я лишь почувствовал легкий толчок в грудь, не имеющий ничего общего с предполагаемой силой удара моего гигантского противника.
Я почувствовал, как он растерялся, видимо сам не понимая, что произошло, но я-то понял, что меня спасла одежда, взятая в храме. И вспомнилась мне надпись на стене: «…благодаря этим одеждам, в которые ты облачишься, ты станешь неуязвим…»
А я ведь и думать об этом забыл с тех пор, как попал в этот ирреальный мир.
Использовав растерянность и колебание Геркулеса, я сам напал на него. В ближнем бою он снова ударил меня, но опять безрезультатно.
Тут уж, пользуясь его изумлением, я выбил меч у него из рук, отбросил его на несколько метров в сторону, а гигант, потеряв равновесие, рухнул на пол. Я же приставил к его горлу свой меч. Толпа разразилась криками, а мой противник инстинктивно поднял руку, показывая, что сдается.
Вот тут уж я услышал выкрики, раздававшиеся по всему ристалищу:
— Он носит священную кольчугу…
— Он — посланец богов…
— Честь и хвала чужестранцу…
— Да здравствует иноземец!
Толпа, забывшая об опозоренном Геркулесе, понесла меня на руках к трибуне, где располагались члены Высшего Совета.
Юпитер встал и, явно подавляя свои истинные чувства, повторил, как эхо, слева, скандируемые толпой:
— Честь и хвала чужестранцу…
Глава 7
В себя я пришел только некоторое время спустя, уже во Дворце правителей, в апартаментах-люкс. Окна мои выходили в великолепный сад, где росли какие-то громадные деревья, никогда мною не виданные.
В центре располагался небольшой бассейн с фонтаном, а издали доносились звуки арф и флейт.
Я не понимал, почему меня так тщательно изолировали, но почему-то был уверен, что это ненадолго. И действительно. В саду появился рослый молодой человек в пурпурной накидке. На его небольшой каске были прицеплены два золотых крылышка.
Он приветствовал меня жестом древних римлян, вытянув руку.
— Я — посланец Олимпа… Не могли бы вы поговорить со мной?
Я поприветствовал его в ответ таким же жестом и пригласил к себе в апартаменты. Он вошел, и меня сразу осенило: это был не кто иной, как Меркурий.[12]
Он направился прямо к низкому сиденью с богатой резьбой, возле которого стоял столик с флаконом, наполненным желтовато-золотистой жидкостью. Это оказался мед, и Меркурий, налив его в чашу, протянул мне, не забыв и себя.
— Вы не из нашего мира, — проговорил он. — Когда я увидел вас впервые, я не был в этом уверен. Я тогда был рядом с Юпитером в зале Совета. А потом понял, что на вас ясно лежит отпечаток другого мира.
— Вы правы, — согласился я, вздохнув. — Так чего же вы от меня ждете?
