НЕБЕСНЫЙ МАРШРУТ
До вечера (собственно, условного вечера, потому что в ракете все время был день) Василий Рыжко окончательно завоевал симпатии путешественников по вселенной. Что касается Гуро, то тут победа Рыжко стала окончательной сразу после удивительных результатов стрельбы. Николай Петрович тоже сдался после еще одной небольшой беседы о ракете и межпланетном путешествии. Даже Сокол, который отнесся к Рыжко с заметным предубеждением, смотрел теперь на юношу с интересом, думая: «Способный парнишка, способный».
Ужинали все вместе. Рыжко честно выполнял принятые на себя обязанности, стараясь есть как можно меньше. Однако Рындин поставил перед ним большую жестянку с консервами и распорядился:
— Ну, ну, ешьте, паренек. У нас тут, знаете, нужно хорошо питаться, потому что на Венеру мы должны явиться сильными и здоровыми. Ешьте, хватит с меня ваших разговоров про «голодную тренировку».
— Это приказание или пожелание, Николай Петрович? — серьезно спросил Рыжко.
— Приказание. А что?
— Ну, если приказание, то я, разумеется, не имею права возражать. А если б не приказание, то…
Однако, Василий, не закончив, уткнул нос в жестянку, и только ритмичные движения его челюстей показывали, как он «натренировался голодать»… Через пять минут Сокол заглянул в жестянку. Он увидел чистое дно. Рыжко с наслаждением выпил воды и погладил свой живот.
— Теперь могу тренироваться дальше. Факт!
Условная ночь прошла быстро. Утомленные необычными ощущениями путешественники спали крепко: Рындин, Сокол и Гуро на своих гамаках, Рыжко на мягчайшей из перин — на воздухе, привязавшись к стене. Он успел еще спросить:
— В конце концов, для чего эти гамаки? Ведь лучше всего спать так, как я — просто на воздухе…
На что Гуро ответил ему:
— Только вследствие привычки спать на ложе, человеку приятнее проводить ночь не так, как ты, а хотя бы в гамаке, тем более, что они налицо — чего же им висеть даром?
Василий промолчал: он уже спал.
Академик Рындин проснулся первым. Он разложил в навигаторской рубке чертежи и схемы, небесные карты, расставил приборы, чтобы проверить путь ракеты. Спутники его еще спали, Николай Петрович не хотел будить их. Он включил экран телескопа, который позволял с помощью сложной системы зеркал осматривать небосвод, и прежде всего направил телескоп назад, туда, где осталась старая Земля. На четырехугольном экране перед ним светлыми чертами обозначилась своеобразная картина.
Темно-фиолетовое, почти черное небо, высокое и бездонное; на нем — огромный, желтовато-розовый диск, покрытый белыми, неправильными, вычурной формы пятнами. Эти пятна медленно, едва заметно передвигались по диску, то скрывая под собой большую часть его, то, наоборот, освобождая отдельные части. И тогда за ними видны были знакомые очертания материков и океанов… Да, то была старая Земля, от которой ракета непрерывно отдалялась, двигаясь по сложной кривой линии к Венере…
Чудесное, никогда человеком невиданное зрелище!.. Вот извилистые берега Европы, Пиренейский полуостров… Британские острова: они лишь мелькнули и моментально снова скрылись за тучами, за белыми пятнами, которые плыли, закрывая земной шар. Вот Аппенинский полуостров… Но как хочется, как тянет взглянуть на гигантскую советскую страну… Она должна быть вон там, вправо… мешают тучи, они затянули весь материк.
Изображение на экране слегка дрожало, колебалось. Рындин повернул рукоятки, устанавливавшие оптический фокус. Изображение стало яснее, застыло. Веселый голос из-за спины Рындина промолвил:
— Ой, как же красиво, Николай Петрович!.. Прямо чудно… Правда, это Земля?
— Правда, правда, Василий, — ответил Рындин, не оборачиваясь. — Наша старая Земля, покрытая тучами, отходит от нас, или мы от нее — это одно и то же… Узнаете ее?..
— А как же! Это ж получился такой чудесный глобус, какого ни мне, ни кому-либо иному никогда не приходилось видеть. Только вот тучи мешают. Да сколько ж их!.. Должно быть, очень скверная погода сегодня там, на Земле. И солнца совсем не видно…
Рындин слушал и сосредоточенно вычерчивал на небесной карте путь ракеты. Да, вот отсюда он начинается, этот путь, от этой точки земной орбиты… Вот он заворачивает ближе к Солнцу.
— Николай Петрович… — Рыжко взглянул сзади на рисунок. В голосе его зазвучала умоляющая нотка.
— Что такое?
— Николай Петрович… Ох, и попросить же вас о чем-то хочется…
— Да говорите уж!
— Что, если бы вы сейчас думали вслух… чтоб и я слышал… очень интересно бы послушать, факт!
Рындин усмехнулся: у этого парня была очень своеобразная манера просить о чем-нибудь, — просто невозможно было отказать.
— Ну, ладно, можете слушать. Вот отсюда начинается путь нашей ракеты. Видите? Между прочим, что вы вообще можете сказать об этом чертеже?..
Рыжко внимательно посмотрел. Два больших круга, сплошные и пунктирные линии… Ага!
— Посредине, — быстро ответил он, — обозначено буквой «С» — Солнце. Вокруг него, так сказать, внутренний круг — орбита Венеры. Внешний, большой круг — орбита Земли. Шарик внизу, на большом круге, обозначенный буквой «З» — Земля. Шарик на меньшем круге, обозначенный «В» — Венера. Но почему на каждой орбите по два, по три шарика?
Он задумался, но Николай Петрович уже пояснял:
— Нижний шарик, обозначенный «З1», это Земля в тот момент, когда с нее вылетала наша ракета. «В1» — Венера в тот же самый момент. Видите путь ракеты? Он идет пунктирной линией. Он сходится с орбитой Венеры в точке «В2». Вот здесь, наверху. Понятно? Ну, а теперь будет труднее. Слушайте, если хотите. Если поймете — буду рад.
Василий весь ушел во внимание. Но Рындин махнул рукой:
— Нет, все-таки лучше все объяснить вам. Может быть, и вправду поможете когда-нибудь.
Он взял в руки карандаш:
— Бы уже знаете, почему мы выбрали такой долгий, на первый взгляд, путь от Земли до Венеры, почему мы летим не прямой линией, которая соединила бы точки, «З1» и, скажем, «B1», а длинным полуэллипсом, который обозначен пунктиром и соединяет точки «З1» и «В2». Понятно, почему. Избрав такой «короткий путь», мы должны были бы все время затрагивать горючее, производить взрывы, все время направляя наш корабль. А тут — мы пользуемся силой солнца, которая мчит нас этим полуэллипсом, как комету, с каждой секундой приближая к цели. Подчиняясь притяжению солнца, мы летим теперь в космосе, не делая ни одного взрыва. Достаточно было вылететь от Земли в направлении ее движения, и мы получаем величайшую скорость, которая складывается из скорости Земли во время ее движения по орбите и той скорости, с которой вылетела из земной орбиты ракета.
— Да, — отозвался Рыжко. — Это точно так же, как если бы я, скажем, бросил бутылку из окна вагона железной дороги. Если бы я бросил ее вперед, она полетела бы со скоростью, составленной из скорости поезда и той скорости, которую придала бы бутылке добавочно моя рука…
И снова Николай Петрович отметил про себя необычайную сметливость этого парня: пример Рыжко очень просто разъяснял дело.
— Ну, хорошо, — продолжал он. — И вот с того момента, как мы вылетели из земной орбиты, мы превратились в маленькую комету, которая мчится полуэллипсом «З1»-«В2», все время приближаясь к орбите Венеры. Нас «везет» своим притяжением Солнце. Его могучее притяжение, сложенное с нашей скоростью, дает в сумме этот полуэллипс.
— Факт, — подтвердил Рыжко.
