— В чем дело? Разве я мало помогал тебе? — сурово спросил он.
Я поспешно повесил трубку. Все двери были закрыты для меня. В этом мире можно было положиться только на себя.
Через несколько дней вернулась домой Нелли с малышкой, и постепенно наша жизнь стала превращаться в ад. Все лето мы были на грани голода, и я окончательно потерял уважение мамы Петито, которая изредка подкармливала нас. Так прошло почти все лето, и вот лишь несколько недель назад мне удалось найти это место в баре, место, годное лишь для школьника-подростка. Но я с радостью ухватился за него. Шесть долларов в неделю плюс чаевые были неплохим подспорьем нашему мизерному пособию в семьдесят два доллара в месяц. Если только мне удастся скрыть эту работу от бдительных контролеров…
Я продул последний штуцер и посмотрел на часы. Половина второго ночи. Сняв сырой фартук, я засунул его под прилавок, чтобы завтра снова надеть в шесть вечера. Если поторопиться, я еще успею на метро и в три часа буду дома. Тогда у меня будет время поспать несколько часов до того, как утром придет контролер с очередным месячным чеком. Обычно она будила меня в семь…
У меня слипались глаза, когда я утром сидел за столом на кухне, слушая монотонный учительский голос мисс Снайдер — контролера, обслуживающего наш квартал. Эта занудливая старая дева была специалистом по всем вопросам. В ее арсенале были рецепты на все случаи жизни. Вот и сейчас она учила Нелли, как готовить мясной соус и спагетти без мяса.
— По-моему, это великолепный рецепт. Как ты считаешь, Дэнни? — громко спросила Нелли, чтобы вывести меня из сонного оцепенения.
— Что? Ах да, конечно, дорогая, — встрепенулся я.
— Мне кажется, мистер Фишер нас не слушает, — укоризненно произнесла мисс Снайдер, с подозрением вглядываясь в мои красные глаза.
— О нет, мисс Снайдер, я ловил каждое ваше слово.
Она опять метнула бдительный взгляд из-под очков в круглой металлической оправе.
— Вы выглядите очень усталым, мистер Фишер, — вкрадчиво произнесла она. — Наверное, поздно легли?
Сон мигом слетел с меня.
— Нет-нет, мисс Снайдер, — поспешил я развеять ее подозрения. — Мы легли довольно рано. Просто Викки беспокоилась всю ночь.
— Да, как ваша малышка, миссис Фишер? — обратилась старая дева к Нелли.
— Хотите взглянуть на нее, мисс Снайдер? — заметалась Нелли. Моя умница жена знала, как ублажить эту старую деву.
Теперь я мог даже захрапеть на столе, она, занятая ншей симпатичной Викки, не обратила бы на меня никакого внимания. Однако я стойко дождался ее ухода и только тогда добрел до кровати. Проснувшись, я почувствовал, что в квартире никого нет. Около будильника лежала записка:
«Милый! Мы с Викки пошли отоваривать чек и заплатить по счетам. Кофе на плите. Будем в 3 часа».
Я рывком встал и сладко потянулся. Бреясь в ванной, я с печалью глядел на синие круги под глазами, и морщины. Нелли с малюткой вернулись, когда я только-только кончил бриться.
— Я заплатила мяснику, зеленщику, а также за квартиру и электричество, — оживленно рассказывала Нелли. — И у нас еще осталось шесть долларов с мелочью.
— Умница моя, — чмокнул я ее в щеку. — Слушай, а чего это Викки такая печальная?
Я подбросил дочку вверх, но она лишь слабо улыбалась — обычно она захлебывалась смехом от этой процедуры.
— Не знаю, — беспокойно взглянула на нее Нелли. — Она какая-то вялая все утро. А в магазине вдруг ни с того ни с сего расплакалась. Вот мы и вернулись пораньше.
— Что с моей маленькой? — спросил я, наклоняясь.
Неожиданно Викки громко расплакалась. Я беспомощно посмотрел на жену. Меня всегда охватывал страх и жалость, когда было больно моим близким.
— Надо уложить ее в кроватку, — решила Нелли. — Поспит, и все пройдет.
Однако к вечеру дочке стало хуже, она больше не плакала, ее глазки-звездочки лихорадочно блестели, лоб был горячим. Тут я вспомнил, что Нелли тоже всю неделю нездоровилось. Малышка опять захныкала, и я решительно сказал:
— Надо вызывать доктора.
— Карточка на медицинское обслуживание в кухне на столе.
Щеголеватого вида врач закончил прослушивать Викки и повернулся к Нелли.
— Давайте я посмотрю молодую маму, пока папа укладывает ребенка, — предложил он.
— С дочкой все в порядке? — отмахнулась от его предложения Нелли.
— У нее небольшая простуда. Горло немного красное, — с легким разочарованием ответил врач.
Он достал рецептурную книжку и небрежно черкнул в ней несколько слов по-латыни.
— Вот, возьмете в аптеке и будете давать ей согласно предписанию.
— Все-таки, что с ней? — настаивала Нелли.
— То же, что и с вами. Простуда. Ничего серьезного.
— Вы думаете, она заразилась от меня?
— Вот уж не знаю, кто от кого заразился. Завтра зайду к вам еще.
Я видел, что врач исчерпал время, отпущенное ему на осмотр, и начинал нервничать.
— Ложитесь в постель, — бросил он через плечо, уходя.
Дверь закрылась за ним, и я со злостью смял рецепт.
— Сукин сын. Мы для него невыгодные пациенты. Не удосужился даже поговорить толком.
Нелли закашлялась.
— Хорошо, что вообще пришел. Чаще всего они не приходят по таким вызовам, как наш. Им бы только получить наличными.
— Но он не имеет права обращаться с нами, как с грязью!
— Брось, Дэнни, — устало проговорила Нелли. — Пора тебе понять, что все гоняются за деньгами. За деньгами. За деньги они будут и любезны, и внимательны…
Долготерпение, прозвучавшее в ее голосе, отрезвило меня. Мне стало стыдно за невольную вспышку.
— Я побежал за лекарствами, — хмуро сказал я. — А ты ложись. Сегодня я останусь дома.
Она отрицательно покачала головой.
— Не надо, милый. Я немного полежу и сама схожу в аптеку. Тебе надо идти на работу. Ты же знаешь, как нам нужны деньги.
— Но врач сказал, что тебе необходимо лежать?
— Они всегда это говорят, но кто же ложится в постель с простым насморком? Вот увидишь, вернешься с работы, и мы будем в порядке.
Я взбежал по ступенькам и услышал надрывный кашель Нелли. Открыв дверь, я понял, что она так и не ложилась в кровать.
— Что случилось? — спросил я, заходя в спальню.
— Дэнни! Она вся горит! Надо что-то делать!
Я метнулся вниз к телефону.
— Доктор Адамс?
— Да, я, — ответил заспанный голос.
— Доктор Адамс, Фишер говорит. Вы сегодня были у нас…
— Ну и что?
— Доктор, нужно срочно приехать! Дочка вся горит! Сорок градусов и восемь десятых!
— Она спит?
