Метнув гранату в центр стола, он закрыл дверь и прислушался. Прогрохотал взрыв. Распахнулась дверь. Толовый дым, перемешанным с морозным паром, ворвался сквозь вышибленные стекла окон и понизил видимость до нуля. Лаптевич дал из автомата очередь вдоль стола и приказал собрать оружие.
На улице конники уже завели вездеход и развернули фарами на запад.
— Поехали к отряду, — сказал Лаптевич и тронул поводья.
Ян Францевич остановил колонну и поднял бинокль.
— Что это значит? — спросил он, когда подъехал Лаптевич.
— Трофеи, Ян Францевич.
— Неужто немцы были в Новоселках?
Лаптевич неторопливо рассказал о похождениях конников и, ожидая похвалы от руководства отряда, прищелкнул пальцами:
— Так-то, Ян Францевич! Принимайте трофейную колымагу.
Комиссар снял очки и, глядя в упор на комэска, начал их протирать:
— А вы уверены, что староста убит?
— Конечно, уверен, — без колебания ответил Лаптевич. — Староста стоял у стола, когда я бросил гранату, и сомнений быть не может.
— А я убежден, — сказал комиссар, — что староста сейчас настегивает вороного по дороге в Копцевичи, чтобы оградить себя немецкими штыками взамен на партизанский склад с хлебом.
Селезнев соглашался с комиссаром. Командир с интересом поглядывал то на Ивана Игнатьевича, то на Лаптевича, не зная, кто из них прав.
— Это вам шестое чувство подсказывает? — спросил наконец Лаптевич.
— Нет, — ответил комиссар, — элементарная логика. Учтите. Спаивая гостей, хозяин никогда сам не напьется. Так что староста был трезв. И пока летела граната, юркнул под стол…
Лаптевич круто повернул жеребца и поскакал к деревне. За ним устремились конники из головного дозора. Ян Францевич тоже подал команду, и колонна тронулась в Новоселки.
Остановившись у знакомого двора, Лаптевич заскочил в дом. Комиссар был прав. Среди трупов старосты не оказалось. Лаптевич открыл дверь в спальню, где застал старостиху. Она лежала в кровати за пологом и стонала. Рядом сидела девочка лет восьми и всхлипывала. Это была внучка старосты. Увидев чужого, она взвизгнула и ухватилась ручонками за бабушку.
— Где староста? — строго спросил Лаптевич.
— Хиба ж я знаю, — ответила старостиха, поднимаясь с постели.
— А кто должен знать, кроме тебя?
Старостиха закатила истерику, когда Лаптевич достал пистолет.
— Дяденька! Не стреляйте! — закричала девочка. — Дедушка в Копцевичи поехал к немцам.
— Ах, ты, зелье! — накинулась на нее старостиха. — Ты дедушка сваяго погубила, — и, схватив за волосы, начала безжалостно ее таскать.
— Не смей трогать ребенка! — пригрозил Лаптевич и. выбежал на крыльцо. — Давай, ребята, в погоню! Староста к немцам укатил.
Настигли его в четырех верстах от Новоселок. Вооруженный винтовкой, он первый открыл огонь по всадникам, которые стороной обогнали сани и стали на пути. Завязалась перестрелка. Длинная очередь Лаптевича догнала старосту, когда тот, израсходовав патроны, поднялся в рост и бросился в кусты. Староста упал, распластавшись на снегу.
— Ваша взяла, — сказал он, умирая, и попросил не трогать старуху да пожалеть сиротку, внучку Алесю.
Вернувшись в Новоселки, Лаптевич спешился у дома старосты и увидел бегущую к нему Алесю, одетую в дубленый казакин и теплый платок.
— Дяденька! Возьмите меня, — взмолилась девочка. — Бабушка повесилась.
Сердце Лаптевича дрогнуло. Он вспомнил свою белокурую дочурку, тоже Алесю, которую немцы живьем сожгли в сарае вместе с матерью, и ему примерещилось, что это его Алеся. Он схватил девочку на руки и крепко прижал к груди. Алеся маленькими ручонками обвила его шею и стала целовать колючую щеку, пропахшую махоркой. С девочкой на руках Лаптевич отыскал штаб отряда и был доволен, что встретил комиссара одного.
— Настигли старосту? — спросил Иван Игнатьевич.
— Настигли…
— Откуда у вас такая славная девочка?
— Это внучка старосты.
— Гм… А где у тебя, девочка, папа? — поинтересовался Иван Игнатьевич и с отцовской нежностью погладил ее ворсистый платок.
— У меня нет папы, — всхлипнув, ответила Алеся.
— А мама?
— Мама еще до войны отравилась…
— А бабушка, — добавил Лаптевич, — час тому назад повесилась. — И, помолчав, решительно заявил комиссару:
— Я хочу девочку удочерить.
Под очками Ивана Игнатьевича блеснула слеза.
— Благородный вы человек, Станислав Станиславович,
— с гордостью сказал комиссар. — Отряд поможет вам воспитать ее настоящей партизанкой.
— Спасибо, Иван Игнатьевич.
— На первое время препоручите девочку Зосе. Она все-таки женщина… А ребенку нужна материнская ласка.
Вечером конники захватили еще одну машину, хотя и не воспользовались ее лошадиными силами. Машина пришла из Копцевич на поиски пропавшего вездехода и сама попала в западню. Подъезжая к деревне, машина забуксовала. Десятка два промерзших до костей вояк в коротких шинелях и натянутых на уши пилотках повыскакивали из кузова и стали толкать грузовик сзади. Колеса провертывались в сугробе и не повиновались окрикам офицера, вышедшего из кабины. Зажженные фары усиливали темноту вокруг, а словесный ералаш солдатни позволил конникам спешиться и незаметно приблизиться к машине.
Затрещали автоматы Лаптевича, и прежняя галдевшая орда, не успев схватиться за оружие, валялась уже в снегу, истекая кровью. Уезжая, Лаптевич подбросил в кабину гранату, чтобы вывести грузовик из строя…
Трофейный вездеход вызвался водить Шилов. Он подсчитал, что горючего хватит до Копаткевич. Но если пополнить его запас за счет подбитого грузовика, то хватит и на дольше. А там — видно будет.
Объезжая колонну, Ян Францевич заметил Лаптевича и комиссара и сошел с коня. Подойдя к машине, он заглянул в кабину, где, кроме Шилова, сидела Зося, державшая на коленях маленькую Алесю.
— Это что еще такое? — гневно спросил он Ивана Игнатьевича. — Только что освободились от лазарета — и на тебе — детский сад… Убрать!
— Не приказывайте, Ян Францевич, — резко возразил Лаптевич. — Это моя приемная дочь. И если вы ее гоните, я тоже уйду в другой отряд.
— Никаких дочерей! Здесь партизанский отряд, а не сиротский дом.
— Не надо, — тихо сказал Иван Игнатьевич. — Не надрывайте ребенку сердце. Оставьте девочку в покое. Мало еще фашисты убивали наших детей? Кто ее защитит, если не мы? Опомнитесь. Вы же командир.
Сконфуженный Ян Францевич поднялся в седло и поскакал в голову колонны. Ему стало не по себе, что обидел своего любимца.
Колонна тронулась. Следуя в хвосте, за кухнями, Шилов остановил вездеход у грузовика, слил бензин и через четверть часа догнал колонну.
— И долго он ездил с Зосей? — поинтересовался Невзоров.
— До весны. Лаптевич снабдил его горючим на весь санный рейд.
— Значит, Шилов в боях не участвовал в составе отряда?
