могут вызывать неприятный запах во рту. Дженни внимательно рассмотрела зубы в зеркале. У нее были хорошие зубы – белые и ровные.
Она любила чистоту, не то что большинство девочек из Школы Милосердия, которые тоже были из бедных семей и мылись только один раз в неделю, по субботам. Дженни принимала ванну каждый вечер, хотя для этого приходилось нагревать воду на кухне старого дома, в котором они жили.
Ясными серым глазами она взглянула в зеркало и попыталась представить себя в белой шапочке и в форме медсестры. Пора уже готовиться к этому. В следующем месяце она закончит школу, но не каждая выпускница сможет получить направление в колледж Святой Марии, где учатся на медицинских сестер.
Сестры в школе любили ее, и во время обучения она всегда получала высокие оценки. А кроме того, отец Хадли написал матери Эрнест, что Дженни уделяет много времени церкви, не то что большинство современных молодых девушек, которые проводят больше времени перед зеркалом, накладывая макияж, чем в церкви на коленях перед Распятием. Он выразил надежду, что мать-настоятельница не оставит своим вниманием столь достойное дитя.
Направление в колледж Святой Марии давалось каждый год лишь одной ученице, чьи успехи в религии и учебе признавались комиссией, возглавляемой архиепископом, наиболее значительными. Если Дженни решит стать медсестрой, то в этом году такое направление получит она. Сегодня утром, после службы в церкви, она должна предстать перед матерью Эрнест и дать окончательный ответ.
– Благодаря Господу выбор пал на тебя, – сказала ей сестра Сирил, сообщив о решении комиссии. – Но ты должна самостоятельно принять решение. Может быть, уход за больными п немощными вовсе не твое призвание.
Сестра Сирил посмотрела на девушку, молча стоящую перед ее столом. Дженни была высокой, стройной, с оформившейся фигурой и спокойными, целомудренными серыми глазами. Дженни ничего не ответила, и сестра Сирил улыбнулась.
– У тебя еще есть неделя, чтобы принять окончательное решение, – ласково сказала она. – Приходи в следующее воскресенье после мессы в сестринскую общину, мать Мария Эрнест будет там, и ты скажешь ей свой ответ.
Отец рассердился, когда услышал о направлении.
– Да разве это жизнь для ребенка? Выносить судна из-под грязных стариков? А потом они вдобавок уговорят ее стать монахиней? – Он резко повернулся к жене и закричал: – Это все твои штучки, твои и священников, которых ты слушаешь. В чем же здесь святость? Взять ребенка, в котором только начинают закипать жизненные силы, и запереть в монастырь?
Лицо жены побелело.
– Не богохульствуй, Томас Дентон, – холодно сказала она, – если бы ты хоть раз пришел и послушал преподобного отца Хадли, то понял бы, как ты неправ. А если наша дочь посвятит себя служению Богу, то я буду самая счастливая мать среди христиан. Что в этом плохого, если твой единственный ребенок будет связывать тебя с Господом?
– Ох, – тяжело вздохнул отец. – А кто будет виноват, когда девочка вырастет и поймет, что собственная мать лишила ее радости быть женщиной? – Он повернулся к Дженни и мягко произнес: – Дженни- медвежонок, если ты хочешь стать медицинской сестрой, то я не возражаю, но я хочу, чтобы ты решила сама. Не надо слушать ни маму, ни меня, ни даже церковь. Слушай только себя. Ты поняла меня, девочка?
Дженни кивнула.
– Я поняла, папа.
– Ты не успокоишься, пока не увидишь свою дочь шлюхой, – внезапно закричала мать.
– Я предпочел бы увидеть ее шлюхой, но только в том случае, если это будет ее собственное желание, чем послушным орудием святош, – рявкнул отец. Он посмотрел на дочь, и голос его снова зазвучал ласково: – Ты хочешь быть медсестрой, Дженни-медвежонок?
– Думаю, что да, папа, – ответила Дженни, глядя на него своими ясными серыми глазами.
– Если ты действительно хочешь этого, – тихо сказал он, – то я буду только рад.
Во взгляде жены светилось торжество.
– Томас Дентон, когда ты поймешь, что не можешь идти против Господа? – спросила она.
Томас хотел ответить ей, но крепко стиснул зубы и вышел из комнаты.
Сестра Сирил постучала в тяжелую дубовую дверь кабинета.
– Войдите, – послышался сильный звонкий голос. Она открыла дверь и пригласила Дженни войти.
Дженни нерешительно перешагнула порог комнаты. Сестра Сирил последовала за ней.
– Это Дженни Дентон, преподобная мать.
Из-за стола на Дженни смотрела женщина средних лет в черной одежде сестринской общины, в руках у нее была чашка с чаем. Она внимательно вгляделась в девушку, потом улыбнулась, обнажив ровные белые зубы.
– Значит, ты Дженни Дентон, – сказал она, протягивая руку.
Дженни быстро наклонилась и поцеловала кольцо на пальце преподобной матери.
– Да, преподобная мать, – ответила она, выпрямляясь.
– Не бойся, дитя мое, – сказала мать Эрнест, – я тебя не съем. – Глаза ее смеялись.
Дженни робко улыбнулась в ответ. Преподобная мать вопросительно подняла брови.
– Может быть, ты хочешь чаю? Я всегда себя лучше чувствую после чая.
– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – сказала Дженни.
