Дженни застегнула бюстгальтер, натянула толстый черный свитер, села и взяла из рук Элен чашку дымящегося шоколада.
– Я чувствую себя совершенно опустошенной, выжатой как лимон, – сказала она, прихлебывая шоколад.
Элен улыбнулась и поднесла к губам свою чашку.
– Так все себя чувствуют, когда заканчиваются съемки.
– Мне кажется, что я уже больше никогда не смогу играть в кино, – задумчиво продолжила Дженни. – И другая роль не будет иметь для меня никакого смысла. Мне кажется, что я все отдала этому фильму, и у меня уже ничего не осталось.
Элен снова улыбнулась.
– Это пройдет в тот момент, когда к тебе в руки попадет новый сценарий.
– Ты думаешь? – спросила Дженни. – Именно так и бывает?
– Всегда, – кивнула Элен.
Сквозь стенку донесся шум голосов.
– Они там здорово веселятся, – усмехнулась Дженни.
– Корд заказал большой обед и двух барменов. – Элен закончила пить шоколад, поставила чашку и поднялась. – Я ведь зашла попрощаться.
Дженни вопросительно посмотрела на нее.
– Ты уезжаешь?
Элен кивнула.
– Сегодня вечерним поездом я возвращаюсь на Восток.
– Ох! – воскликнула Дженни, поднялась и протянула Элен руки. – Спасибо тебе за все, я многому научилась у тебя.
Элен взяла ее за руку.
– Я не хотела возвращаться сюда, но теперь рада, что вернулась.
Они обменялись рукопожатием.
– Надеюсь, мы еще поработаем вместе? – спросила Дженни.
Элен направилась было к двери, но остановилась и внимательно посмотрела на Дженни.
– Уверена, что поработаем. Если я тебе понадоблюсь, напиши, я всегда буду рада приехать.
Через некоторое время дверь снова открылась, и в нее просунулась голова Эла Петрочелли – начальника отдела рекламы. Одновременно с ним в комнату ворвалась музыка.
– Пошли, – сказал он, – вечеринка в самом разгаре, Корд пригласил оркестр.
– Минутку, – сказала Дженни и, повернувшись к зеркалу, поправила волосы.
Эл посмотрел на нее.
– Ты что, собираешься идти в таком виде? – скептически спросил он.
– А что? Фильм ведь закончен.
Эл вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
– Но Дженни, детка, постарайся понять. Там присутствуют представители журнала «Лайф». Как они оправдаются перед своими читателями, если звезда величайшего фильма, над которым мы работали десять лет, будет одета в поношенный свитер и рейтузы? Мы должны показать им совсем другое.
– Я не собираюсь снова надевать костюм, – заупрямилась Дженни.
– Ну пожалуйста, детка, я им обещал.
– Дай фотографии из архива, пусть любуются, если им так этого хочется.
– Сейчас не время упрямиться, – сказал Эл. – Послушай, будь умницей, последний раз, пожалуйста.
– Все в порядке, Эл, – прозвучал сзади голос Боннера. – Если Дженни не хочет переодеваться, значит, так тому и быть. – Он улыбнулся своей уродливой улыбкой и втиснулся в узкую костюмерную. – А кстати, я думаю, для читателей «Лайфа» это будет приятная неожиданность.
– Хорошо, если вы так считаете, мистер Боннер, – ответил Эл.
Боннер повернулся к Дженни.
– Ну вот ты и сыграла эту роль. – Она молча смотрела на него. – Я думал о тебе все время, – сказал Боннер, не сводя взгляда с ее лица, – ты будешь великой звездой. – Дженни продолжала молчать. – За «Грешницей» последуют другие фильмы.
– Об этом я не думала, – сказала Дженни.
– Конечно, ни ты, ни Джонас об этом не думали, – Боннер рассмеялся, – и почему ты должна думать об этом? Это не твоя работа, а моя. Джонас делает фильм лишь в том случае, если хочет этого, но вдруг подобное желание снова появится у него только через восемь лет.
– Ну и что? – спросила Дженни, глядя Боннеру в глаза.
