– Ты когда-нибудь трахалась в норковом пальто?
На ее лице появилось выражение печали и понимания.
– Нет.
Я плеснул себе еще виски и выпил. Мы стояли друг против друга и молчали. Наконец я произнес:
– Ну?
Не спуская с меня глаз, она медленно кивнула, подняла руки и протянула их ко мне. Манто распахнулось, и я увидел ее обнаженное тело. Когда она заговорила, голос ее прозвучал так, словно она всегда знала, что именно так все и должно произойти.
– Иди к маме, малыш, – ласково прошептала она.
Книга восьмая
История Дженни Дентон
1
Дженни вышла из-за занавески, закрывавшей дверь, и прошла перед камерой.
– Стоп! – закричал директор картины. – Снято!
И все закончилось.
Некоторое время она стояла совершенно отрешенная и часто моргала, потому что погасли мощные софиты. Потом ощутила знойную августовскую жару и поняла, что близка к обмороку. Где-то вдалеке Дженни слышала голоса людей, превративших съемочную площадку в сплошной бедлам. Казалось, что все они смеются и разговаривают одновременно.
Кто-то сунул ей в руку стакан с водой, и она с благодарностью жадно отхлебнула из него. Внезапно ее затрясло, как в лихорадке, и костюмерша быстро набросила ей на плечи халат, прикрыв ее прозрачное одеяние.
– Спасибо, – прошептала Дженни.
– Не стоит, мисс Дентон, – ответила костюмерша и внимательно посмотрела на нее. – Как вы себя чувствуете?
– Отлично, – сказала Дженни, ощущая на лбу холодный пот. Костюмерша махнула рукой, и к ним подбежал гример. Он быстро протер Дженни лицо влажной губкой. В ноздри ей ударил легкий запах гамамелиса, и она почувствовала себя лучше.
– Мисс Дентон, – сказал гример, – вам лучше немного полежать, вы слишком возбуждены.
Дженни покорно позволила отвести себя в небольшую костюмерную и уложить на кушетку. Устало закрыла глаза. Три месяца, на которые были рассчитаны съемки фильма, превратились в пять. Пять месяцев дневных и ночных съемок, пять месяцев подниматься в пять утра, а ложиться в полночь, а иногда и позже. Пять месяцев путаницы, пересъемок, переписывания сценария.
Ее снова затрясло, она натянула на себя легкое шерстяное одеяло, но дрожь не проходила. Дженни закрыла глаза, повернулась набок, согнула ноги и сжалась в комочек. Постепенно она согрелась и почувствовала себя лучше.
Когда она открыла глаза, то увидела Элен Гейлард, сидящую в кресле напротив. Дженни не слышала, как Элен вошла в комнату.
– Привет, – сказала Дженни. – Я долго спала?
Элен улыбнулась.
– Около часа, тебе нужен отдых.
– Со мной такого прежде не бывало. Я чувствую жуткую слабость.
– Ты перенапряглась, но это пройдет. Когда картина выйдет на экраны, ты станешь звездой – одной из величайших.
– Надеюсь, – просто ответила Дженни и посмотрела на Элен. – Когда я думаю о всех этих людях, о том, как много они работают и как много вкладывают в картину, то понимаю, что не имею права разочаровать их.
– Ты их не разочаровала. Судя по тому, что я видела, ты просто великолепна. – Элен поднялась с кресла и посмотрела на Дженни. – Я думаю, тебе надо выпить чего-нибудь горячего.
Дженни улыбнулась, увидев, что Элен взяла коробку с порошком какао.
– Шоколад?
– А почему бы и нет? У тебя от него прибавится больше сил, чем от чая. А потом, ты уже можешь больше не беспокоиться о диете, картина закончена.
– Слава Богу, – сказала Дженни, поднимаясь с кушетки. – Еще один завтрак из прессованого творога, и я бы не выдержала. Теперь мне надо снять этот костюм.
Элен кивнула, наблюдая, как Дженни снимает прозрачные широкие шелковые шаровары, прозрачную газовую кофту и расшитый золотом голубой вельветовый жакет – таков был ее костюм в заключительной сцене. Теперь она уже была довольна тем, что Джонас пригласил ее приехать, хотя сначала отнеслась к предложению без восторга. Элен поняла, что Джонас нашел в этой девушке. Она чем-то напоминала Рину и в то же время обладала собственным шармом. Элен не хотела возвращаться в Голливуд к сплетням, обманам, мелочной ревности. Но больше всего ей не хотелось возвращаться к воспоминаниям. Она долго изучала фотографию Дженни, которую прислал Джонас, пока не поняла, в чем дело. С фотографии смотрели ясные невинные глаза ребенка. Это было лицо девушки, которая, несмотря на все перипетии жизни, сохранила в чистоте свою душу.
