– Зачем?
Он устало вздохнул.
– Может, мне спросить, зачем тебе нужно, чтобы Алехандро всегда был перед тобой, когда ты его пишешь?
Она стиснула зубы. На щеках выступили пунцовые пятна.
Сарио широко улыбнулся.
– Граццо. Надеюсь, теперь ты будешь позировать?
– Кажется, ты собирался ругаться? – Кажется, мы оба собирались.
– Эйха, нет. Это был пустяк. Перестрелка. – Она говорила тише; по-видимому, уход мальчика и привычная пикировка с Сарио немного успокоили ее. – Игнаддио нужен хороший учитель. Он хочет стать хорошим мастером, только и всего.
– Ты уверена?
– У него есть способности.
– Ведра, на свете много способных детей.
– Но хорошими мастерами становятся немногие, – возразила она. – Ты тоже был одним из многих.
– Но никто из них не поднялся на мою высоту.
– Никто? – Она выразительно вскинула брови. – Я поднялась, Сарио. Правда, сейчас я немного ниже, потому что сижу. Но это поправимо.
Она дождалась ухмылки – той самой, на которую его провоцировала.
– Ты тоже была способной.
– Всего-то навсего? – Она прижала руку к сердцу и язвительно сказала:
– Раньше я считала, мне еще многому надо учиться. Но раз ты говоришь, что я была способной…
– Могу предположить, что и осталась. Но ты не позволишь мне выяснить, велики ли твои способности, стоит ли тебя учить… Есть ли у тебя Дар. Хоть я и так знаю, что есть. Ты боишься.
– Бассда! – Она вскочила с кресла, шагнула к нему, остановилась перед столом. – Хватит, Сарио. Ты вбил себе в голову, что от Ведры не будет толку, потому что ее не расшевелить ни колкостями, ни лестью. Ты вбил себе в голову, что у меня есть Дар, хотя всем известно: в роду Грихальва не бывает Одаренных женщин. Я не могу прыгнуть выше головы, и не надо твердить: “Можешь, но боишься”. Номмо Матра! Ты всегда был о себе высокого мнения, но это уже слишком. Сарио, ты не Сын, тебе не сидеть рядом с Матерью на Троне.
– Эн верро. Но уж коли речь зашла о троне, осмелюсь напомнить: я стою у трона герцога.
Удар попал в цель. Сарио заметил, как Сааведра съежилась, как напряглись ее плечи, как на пальцах, вцепившихся в край стола, побагровели ненакрашенные ногти.
– Вот! – воскликнул он, опередив ее на долю секунды. – Вот какой надо тебя написать! Сааведра Грихальва в бешенстве! Подруга герцога, готовая разразиться площадной бранью, испепелить глаголом дерзкого художника. Что, Ведра, разозлил я тебя все-таки, а? Думала, Сарио больше ни на что не годен, размяк в роскоши, променял талант на сытую жизнь? Думала, я уже не тот Неоссо Иррадо?
– Не тот, – произнесла она сдавленным голосом. – Ты уже совсем не тот, Сарио.
– А ты? – Он вдруг перестал улыбаться. – Разве ты – прежняя? Разве не я потерял тебя первым? Она часто заморгала.
– Я не…
–..понимаю? Нет, Ведра, все ты прекрасно понимаешь. Поняла и смирилась еще в тот день, когда пустила к себе в постель Алехандро до'Верраду.
Она побледнела.
– Нет! Это ты первым отвернулся от меня, когда пошел в ученики к тому мерзкому старику, эстранхиеро.
– И правильно сделал! Он меня многому научил.
– Нашел, чем хвастаться.
– А что, разве нечем? Разве я не Верховный иллюстратор?
– При чем тут… – Она умолкла. Качнулась вперед, как будто ее ударили в спину ножом. Одна рука прижалась к горлу, другая еще сильнее сжала край стола.
Сарио тоже переменился в лице. В глазах мелькнул испуг. Рот превратился в тонкую линию. В кулаке хрустнул уголек.
'Пустота. Странная пустота. Наверное, чувства нахлынут потом”. Сааведра ничего не сказала – задушила вопрос в горле. И за это Сарио был ей благодарен.
– Ну так как, – спросил он спокойно, – будем работать?
На ее лицо медленно возвращался румянец.
– А ты еще не…
–..раздумал меня писать? Эйха, ну что ты. Это ведь для Алехандро. Воля его светлости – закон.
Рука соскользнула с горла на грудь, на живот. Да там и осталась.