Она и мальчишка – не наделенная Даром женщина и не прошедший обучения юнец… Как им удалось догадаться, что можно разговаривать друг с другом через скрепленные кровью картины? Сколько он мог бы совершить, если бы эта мысль пришла в голову ему самому? Неужели он убил Иль-Адиба слишком рано? Может быть, старик научил его не всему, что знал?
После того как были погашены лампы и факелы, он просидел всю ночь в своей комнате, уставясь невидящим взглядом на картины. Он сделал достаточно – впрочем, никогда нельзя говорить: “Я выполнил все, что задумал”.
Он стал Верховным иллюстратором – снова! – однако это изначально входило в его намерения. Великий герцог Ренайо полностью в его власти. Через принцессу Аласаис Ренайо будет править Гхийасом или даже превратит его в одну из провинций, точно так же Алехандро – при содействии Сарио – поступил с Хоаррой. Если либертисты окажутся слишком опасными, он убьет нескольких из них; расправился же он с единственным наследником Кастейи и таким образом дал возможность первому Клеменсо из Тайра-Вирте жениться на младшей дочери из рода Кастейа и присоединить это графство. Титул герцога оказался недостаточно почетным для первого Бенетто, поэтому он – будучи Риобаро – при помощи пары “Договоров”, написанных красками, в которые подмешал свою кровь, организовал бракосочетание с наследницей делла Марей, чьи политические связи и колоссальное состояние позволили Бенетто объявить себя Великим герцогом. Если б он – в качестве Сарио – пожелал, Ренайо мог бы взять себе более солидный титул. Принц. Король. Все эти годы он прослужил до'Веррада и Тайра-Вирте. Ведь именно так его учили.
Но зачем? Разве все это имеет значение? Зачем быть Верховным иллюстратором? Какое ему дело, кто правит Тайра-Вирте и получат ли либертисты свою конституцию?
Эстудо бросила его! Жизнь бессмысленна, если некому передать свои огромные знания. Если никто не признает его величайшим художником из рода Грихальва, когда-либо жившим на свете.
До сих пор его веселили идиоты, считавшие себя экспертами в вопросах живописи и не сумевшие понять, что все шедевры созданы одним и тем же человеком. Впрочем, его уже перестало это развлекать. Его сжигало желание отпереть Галиерру прямо сегодня ночью и сменить фальшивые имена под картинами, поставить “Сарио Грихальва”, на этой и на той, “Сарио Грихальва” на всех самых лучших произведениях, выставленных там на всеобщее обозрение.
Он вполне мог так поступить. Мог незаметно проникнуть внутрь и написать правду под каждым из своих шедевров. И тогда наконец истина восторжествует.
Он объявит всему миру, что они принадлежат его кисти, посмотрит в глаза до'Веррада в тот момент, когда они поймут, сколь многим обязаны ему – лишь ему одному. Где бы они были сейчас, если б не его искусство? Сколько тысяч юношей погибло бы в боях, защищая Тайра-Вирте, если б не его хитрость, благодаря которой войну удалось предотвратить? Какой из великих купеческих домов сражался бы за влияние в некой захудалой деревушке, если б он не превратил их страну в экономически сильную державу? Кто из надушенных красавчиков, выставляющих напоказ свои титулы и богатство, обливаясь потом, трудился бы на пшеничном поле не хуже самого бедного крестьянина, если бы Сарио Грихальва не сделал то, что он сделал?
Только все равно никто ничего не поймет. Они не оценят красоту, достижения, благородство его долгой, долгой жизни…
Никто не сможет понять. Кроме ученицы, прошедшей специальную подготовку. Она должна оставаться ему верной, какой всегда была Сааведра.
Ничто другое не имеет значения. Ничто.
Ночь тянулась мучительно долго.
Но под конец, утром, когда колокола сообщили о наступлении дня, она вернулась. Конечно же, она вернулась.
– Мастер Сарио, – сказала она, скромно потупив голову. – Прошу прощения. Я пришла обратно.
– Я не сомневался, что так будет. Насколько я понимаю, ты закончила копию портрета Сааведры? Мы немедленно отправляемся в Галиерру, чтобы на него посмотреть, а там решим, чем ты займешься дальше.
– Да. – Она поколебалась немного, а потом протянула ему сложенный листок бумаги.
– Что это? Оно не может подождать?
Она осмелилась посмотреть ему в глаза. Эта женщина и в самом деле осенена Луса до'Орро! Она обнаружила новое заклинание и при этом не обладает Даром.
– Вы должны прочитать письмо сейчас.
Сарио закатил глаза. Эйха! Можно и пойти на небольшую уступку. Во время Миррафлорес женщинам в голову приходят разные причудливые мысли. Он взял листок и торопливо развернул его, потому что спешил продолжить работу.
И едва удержался на ногах.
Ее почерк. Ее голос донесся до него сквозь прошедшие столетия: “Сожги. Сожги все. Все в кречетте”.
Здесь, на листке бумаги, свежими чернилами написано всего несколько простых слов, связавших их неразрывными узами.
Ее почерк.
У него задрожали руки, он поднял глаза, увидел лицо Элейны, лицо ребенка, открывшего запретную дверь и обнаружившего чудовище. Но это выражение быстро исчезло. Все проходит рано или поздно, одна жизнь перетекает в другую.
– Где ты это взяла? – потребовал он ответа, размахивая запиской прямо перед ее носом.
– В Палаесо Грихальва.
