— А тебя никто на ринг и не тащит. Ты побереги силы, чтобы выигрыш забрать.
— Тогда расскажи, что ты хочешь делать. Потому что в этой сфере опыт у меня побольше.
— Хеллбой, — объяснил Эней, садясь прямо на песок, — учудил вот что: договорился с хозяевами, что ляжет в четвертом раунде, а сам выиграл. Теперь сидит, хвостом накрывшись, хозяева его ищут. Но я его знаю — он не удержится, высунется. И если мы найдем его раньше, чем хозяева боев, — мы выходим с ними на связь и представляемся такой же группировкой, которую в свое время обул Хеллбой. Зная его как облупленного, они нам поверят. А поскольку единственный способ, которым Хеллбой может вернуть деньги, — это выступить на ринге еще раз, мы предложим замостырить бой: он против нашего бойца. Против меня.
— Он что, принципиально с властями дела не имеет? То, что он приятелей подставлять может, ты мне уже объяснил.
Эней вздохнул.
— Он может подставлять приятелей в денежных делах… Но за того же Стаха он отдаст жизнь. В общем-то, один раз почти отдал… Понимаешь, он… как ребенок. Или как польский шляхтич, который где-то в заколдованном замке пятьсот лет проспал. Ответственности ноль. Он, кажется, вообще не знает, откуда берутся деньги и сколько они стоят. Он в армии служил — в корпусе «Антей», слышал о таком?
Игорь слышал. «Антей» специализировался по операциям против старших. А служили в нем только люди.
— Ходил за фронтир, — продолжал Эней. — Там у него башка совсем съехала набекрень. Он две вещи в жизни любит — драться и пить. Ну и привык, что ему платят за одно удовольствие. Ты думаешь, он подставил Стаха из-за денег? Черта с два. Я на что угодно спорю: он на ринге в кураж вошел и забыл на хрен обо всех договорах. Он… просто такой. Сам увидишь.
— Это роман. — Цумэ закурил. — В духе Верна. «Пять недель на воздушном шаре», «Месяц с паном Заглобой…».
— С Заглобой? — Эней хмыкнул. — Заглоба отдыхает.
Заглоба действительно отдыхал. В «Антей» набирают людей, которые способны в бою — на решающие секунды — составить конкуренцию варкам. Как правило, это те еще шкафы, но при этом с отменной реакцией. Большинство — «новые европейцы», по-простому говоря, чернокожие, арабы или полукровки. Ничего не поделаешь, реактивность выше.
Хеллбой, для разнообразия, был белым.
Кстати, о… Игорь покосился в сторону — рядом сидела Мэй Дэй в ярко-красном платке, кожаной куртке и длинной цыганской юбке. Да, «новые цыгане» тоже бывают…
Он перевел взгляд на ринг. Хеллбой выглядел как обрюзгший лев, его противник — как подтянутый бугай. Можно было бы задаваться вопросом, кто кого сборет, если не знать точно: поединок расписан, и бугай ляжет подо льва в третьем раунде. Это если лев не войдет в кураж снова и не уложит бугая сейчас.
Стандартный способ: раскручиваешь аутсайдера в фавориты — а потом, в финале, резко проваливаешь. И денежки всех, кто на него ставил, — твои.
Хозяева тотализатора наверняка уже получили с Хеллбоя возмещение убытков. Но оставалась еще месть. А потому очень возможно, что в том самом запрограммированном финале с ринга ему не уйти. Или не уйти целым.
План А таким образом отпадал. План Б заключался в том, чтобы предъявить свои права на Хеллбоя прямо сейчас. Потому что если кто и завалит нашего Заглобу, то не бугай по кличке Торпеда. Он отчаянно трусит и мечтает дожить до третьего раунда, чтобы с удовольствием упасть.
Ох, зря он нервничает, есть ситуации, в которых очень опасно излучать страх, и далеко не все они связаны с варками. Окажись сейчас на ринге собака, полетели бы от Торпеды клочки по закоулочкам. А львы, они такие вещи чувствуют не хуже собак. А может, и лучше. Толчок, захват, ну что ж ты, олух, ну давай по ходу движения, вывернешься же, щель тебе оставлена с Золотые Ворота. Нет, парализовало. Безнадега.
Бедолага Хеллбой. Как он-то продержится эти два раунда? Неужто устоит перед искушением размазать это мускулистое недоразумение по помосту?
А если не устоит, Эней будет нервничать. Не приведи Господь, стрельба еще начнется…
Игорь прислушался к Хеллбою. Ни малейшего боевого азарта, труха, пепел. Он сейчас презирает и себя, и партнера, и устроителей, и весь белый свет. В таком настроении, пожалуй, нет, не размажет.
Конец первого раунда. Игорь с трудом верил своим ощущениям — публика была в восторге от этого цирка. Очень немногие, способные видеть, что к чему, чувствовали то же, что и он, — брезгливое раздражение. Хеллбою даже было лень что-то изображать: он просто отмахивался от противника, растягивая время.
— Как? — спросил Эней.
— Не знаю. Пока нормально, твой шляхтич в глубокой депрессии, но если его что-то из нее выведет…
— Ладно, дождемся третьего раунда.
Перед третьим раундом устроитель делал Хеллбою накачку — наверное, требовал изобразить какой- то интерес. Зря это он. После гонга Хеллбой встал совершенно бешеный. Торпеда после сигнала «Хадзимэ!» продержался две секунды. Ровно две. Хеллбой срубил его одним-единственным хуком в печенку. Тот мог бы еще продышаться и встать к счету «десять», но не захотел.
— Вниз, — сказал Игорь. — Вниз, немедленно. Ему мало. А этот кретин сейчас захочет власть показать, — продолжал он уже на бегу.
Быстро двигаться сквозь толпу вообще-то не очень удобно. Если, конечно, перед тобой не идет данпил, который работает бульдозерным ножом. Вежливым.
— Проше пана, проше пана.
Толпа закончилась, Игорь оказался прямо перед помостом, на который опасливо поднимались двое охранников. Устроитель боев, некто пан Заремба, сидел с совершенно кирпичной мордой. И по форме, и по цвету, и по выражению. Когда прямо перед ним как из-под земли вырос высокий господин в сопровождении четырех цыган, кирпич слегка выцвел.
— Я прошу прощения, — сказал Игорь по-хорватски, чуть касаясь пальцами полей шляпы в знак приветствия. — Но мне нужен этот человек. Из-за его безответственного поведения я потерял крупную сумму денег и теперь намерен их вернуть.
Эней перевел, говоря по-польски так быстро и так в нос, что Игорь, хорошо понимающий язык Мицкевича и Костюшко, еле-еле мог разобрать хоть что-то.
Зато ответ пана Зарембы он понял хорошо:
— Я вас не знаю. Кто вы такие? Какой дьявол вас принес? Я раньше нашел его. Мне он первому должен.
— Видите ли, судя по происходящему, к тому моменту, когда вы сочтете себя удовлетворенным, от него мало что останется. — Игорь окинул Зарембу взглядом. — От вас, скорее всего, тоже, но это волнует меня меньше.
Чтобы наехать на высокого господина, нужна недюжинная смелость. Игорь поневоле зауважал кирпичную рожу. Хотя в мире Зарембы показать слабость в такую минуту означает подписать себе смертный приговор — поневоле приходится держаться, не то сожрут свои же.
Заремба молчал.
— Восхищаюсь вашим хладнокровием, — сказал Игорь. — Но продолжаю настаивать. Мне очень нужен этот человек.
За спиной Зарембы уже поднялось несколько охранников. Те, что взяли под локти Хеллбоя, нервно оглядывались. Заремба смотрел на свиту варка; с такой юбкой девица могла бы приволочь пушку и посерьезнее той «грозы», что засек сканер. Ребята на входе все отметили, но не рискнули связываться со свитой высокого господина.
— У вас очень неосторожная охрана, — отметил Игорь. — Не мне, конечно, жаловаться…
Как будто сам он не был оружием: колющим, режущим и даже частично огнестрельным…
