— А мне и хотелось ослепить тебя… хотя бы один раз. — Он не двигался, по-прежнему пожирая ее взглядом. Она еще больше смутилась. — И шампанское, и платье я купила вчера, когда ездила в город. Подумала, что сегодняшний вечер надо сделать… особенным.
— Я боюсь к тебе прикоснуться! Вдруг ты исчезнешь?
— Нет. — Она протянула руку и, когда он подал ей свою, крепко ее сжала. — Я останусь здесь, с тобой. Может, откроешь бутылку?
— Сначала только поцелую.
— Хорошо. Но только один раз.
И она кинулась ему на шею.
Потом они поели. Правда, напрасно Либби затратила столько сил на приготовление изысканного ужина. Они даже не замечали, что едят. Шампанское тоже оказалось лишним. Они опьянели друг от друга. Свечи почти догорели, а они все сидели за столом.
Несколько огарков они захватили с собой наверх, и спальня наполнилась мягким, мерцающим светом; его хватило, чтобы видеть друг друга, когда они занимались любовью.
Свежесть и сладость. Вот какой стала их последняя близость — неспешной, свежей и сладкой. И пылкой. Они дарили друг другу себя требовательно и щедро.
Они словно собирались запомнить каждый вздох, каждый взгляд, каждый стук сердца. Свечи давно догорели, а они все не размыкали объятий.
Когда все было кончено, Либби отвернулась и расплакалась. Не желая показывать свою слабость, она свернулась калачиком у Кэла под рукой и взмолилась про себя: только бы заснуть. Если придется смотреть ему вслед, она не выдержит… сердце разорвется.
Кэл тихо лежал без сна, пока в комнату не прокрались первые серые рассветные лучи. Он радовался, что Либби спит; иначе он не смог бы попрощаться с ней. Он с трудом заставил себя встать. Болела душа. Быстро и бесшумно двигаясь, стараясь ни о чем не думать, он натянул спортивный костюм, который Либби заранее ему приготовила. Легко прикоснулся к ее волосам и вышел из комнаты.
Либби открыла глаза. Внизу тихо щелкнул замок. Уткнувшись лицом в подушку, она разрыдалась.
Звездолет готов к отлету, все расчеты сделаны. Кэл сидел в кабине и смотрел, как тает ночь. Важно стартовать до рассвета. Он все рассчитал до миллисекунды. Он не имеет права на ошибку. От этого зависит его жизнь.
Но мысли невольно уносились к Либби. Почему он раньше не понимал, что ему так больно будет улетать? И все же ему надо, он обязан улететь. Его жизнь, его время в другом мире, а не здесь, с ней. Нет смысла лишний раз размышлять о том, что уже давно грызет и мучает его.
И все же он медлил, а драгоценные секунды улетучивались.
-
- Да, — рассеянно сказал он компьютеру. Загудели приборы. Повинуясь привычке, которая стала для него второй натурой, Кэл начал готовиться к отлету. Потом вздохнул и бросил взгляд в обзорный экран.
-
— Есть ключ на старт. Пошел обратный отсчет!
-
Стоя на пороге кухни, Либби услышала грохот. Она быстро смахнула слезы и прищурилась, чтобы лучше видеть. В небе мелькнула вспышка; блеснул металл. Как будто молния… Потом все пропало. В лесу снова стало тихо.
Дрожь пробежала по телу. Она подумала, что все дело в холодном воздухе — ведь на ней только короткий синий халатик.
— Счастливого пути! — прошептала она, и слезы градом полились из ее глаз.
Жизнь продолжается, твердила она себе. Запели птицы. Солнце почти взошло.
Ей хотелось умереть.
Ерунда какая-то. Встряхнувшись, она поставила чайник на плиту. Сейчас она выпьет чаю, вымоет посуду, оставшуюся с вечера. А потом вернется к своей работе.
Она будет работать, пока глаза сами не закроются от усталости, а потом поспит. А завтра встанет и снова сядет за работу. И так будет до тех пор, пока она не закончит диссертацию. Ее диссертация станет самой лучшей. Такая и не снилась ее коллегам. А потом она отправится путешествовать.
И будет тосковать по нему до самой смерти.
Закипел чайник; она налила себе чаю, села за стол, отодвинула чашку, положила голову на руки и разрыдалась.
— Либби!
Она вскочила так порывисто, что уронила стул. Он стоял на пороге, с усталым лицом и странным, решительным выражением глаз. Либби смахнула слезы и помотала головой. Этого не может быть!
— Калеб!
— Почему ты плачешь?
Услышав его вопрос, она закрыла уши руками.
— Калеб… — повторила она. — Но как… Я ведь слышала… Я видела… Ты улетел!
— Ты что, плачешь с тех пор, как я ушел? — Он подошел к ней и кончиком пальца коснулся мокрой щеки.
Его прикосновение было реальным. Если она сошла с ума, оно и к лучшему.
— Не понимаю. Как ты очутился здесь?
— Сначала я должен задать тебе один вопрос. — Кэл вздохнул. — Всего один вопрос. Ты любишь меня?
— Я… Мне, наверное, лучше сесть.
— Нет. — Он схватил ее за руки и удержал. — Мне нужен ответ. Ты любишь меня?
— Да! Как ты можешь в этом сомневаться!
Он бегло улыбнулся.
— Почему же ты не сказала мне?
— Потому что не хотела… я знала, что тебе надо лететь. — Голова у нее закружилась, и она вскинула руки к вискам. — Позволь мне сесть!
Он отпустил ее; Либби неуверенно села на стул.
— Я всю ночь не спала, — пробормотала она. — Наверное, у меня галлюцинации.
Он схватил ее и прижал к себе.
— Теперь веришь, что все наяву?
— Да, — тихо сказала она. — Да. И все равно не понимаю. Как ты очутился здесь?
— Прилетел на аэроцикле.
— Нет. Я имею в виду… Я стояла на пороге. Я слышала, как ты стартовал. Я даже видела… вспышку, мельком, и твой звездолет в небе.
— Я послал звездолет назад. Им управляет компьютер.
— Ты послал звездолет назад, — медленно повторила Либби. — О господи! Калеб, но почему?
— Неужели непонятно?!
Глаза Либби снова наполнились слезами.
— Нет, не надо. Я этого не вынесу. А твои родные…
— Я послал им диск. Рассказал все, гораздо больше, чем есть в том отчете, который остался на борту. Где я и почему остаюсь. Если звездолет вернется назад, а без меня он вернется с таким же успехом, как и со мной, они все узнают и поймут.
— Я не имею права требовать от тебя такой жертвы!
— Ты ничего от меня и не требовала. — Он все крепче прижимал ее к себе. — Ты ведь готова была улететь со мной, правда, Либби?
— Да.
— Может, я даже и взял бы тебя с собой, если бы был на сто процентов уверен, что мы выживем. Послушай! — Он глядел ей прямо в глаза. — Я уже начал обратный отсчет. Убедил себя, что обязан жить там, откуда прилетел. Привел самому себе массу логических доводов, почему мне нужно улететь. Но перевесила одна, всего одна причина. Я люблю тебя. И моя жизнь здесь. — В его голосе звучала мольба. —
