так неуверенно с женщиной.
Снова распахнулась входная дверь. Люсинда отпрянула от него, его рука показалась ему пустой и ненужной. Но он ничего не сказал. Он не намерен удерживать ее вдали от ее дочки, но при этом не имеет права разделять при посторонних ее страдания. Пока не имеет.
— Миссис Грэм! — позвала Энни.
— Я здесь. — Люсинда поспешила в дом, даже не оглянувшись.
Хьюго уставился на дверь. С таким же успехом это могли быть стены Буссако. Он не мог пробиться сквозь эту дверь. Томился на ничейной земле — своем постоянном местопребывании. Проклятие.
Только тот, кто может предложить свою любовь, будет допущен в этот внутренний круг.
Любовь. У этого слова был зловещий отголосок. Ему нужно дружеское общение и телесный комфорт. Но любовь? Не это ли чувство наполняет сердце до разрыва, хотя он и думал, что заморозил его до состояния небытия? Или это просто сочувствие?
Хьюго ждал. С ребенком все будет в порядке. Маленькая София поправится. Он не желал думать о плохом.
Хьюго повернул коляску в обратном направлении. Когда он остановил лошадей, дверь снова открылась, на этот раз появился врач. За ним шла Энни.
Хьюго прищурился:
— Что с девочкой?
— Перегрелась на солнце, — ответил врач. — И вероятно, перекормили сладким. — Он сердито посмотрел на пристыженную Энни.
— Она так радовалась, — сказала Энни, бросив умоляющий взгляд на Хьюго. — Я и решила, что она просто разволновалась.
— Избаловали, — сказал врач. Потом бросил взгляд на Хьюго. — Я оставил миссис Грэм подробные инструкции. Кажется, она достаточно разумна, чтобы выполнять их. Я навещу девочку утром. — Он закинул свою сумку на сиденье коляски. — А теперь, ваше сиятельство, отвезите-ка меня на бал, пока моя жена не положила мою голову на блюдо.
— Ребенок поправится? Вы уверены?
— Да, милорд, — сухо ответил врач. — Ей нужны прохлада, покой и снотворное.
У Хьюго, словно гора с плеч свалилась.
Врач сел в коляску. Хьюго вспрыгнул и сел рядом с ним.
— Милорд, — окликнула его Энни, — миссис Грэм велела поблагодарить вас и передать, чтобы вы не забыли о вашей поездке в Лондон.
Ну что с ней поделаешь, с этой миссис Грэм. Хьюго улыбнулся.
Стол холодил голую спину Хьюго.
— Так-так, — проговорил знаменитый хирург. И ткнул в самый центр распухшего красного месива на его бедре.
Скрипнув зубами, Хьюго устремил взгляд в окно, стараясь рассмотреть между почерневшими каминными трубами те немногие облака, которые можно было там увидеть и которые плыли по клочку туманной синевы; он предпочитал не смотреть на поднос, стоявший радом, где лежали наготове ножики, пилочки и пинцеты — орудия хирурга-моряка, который отпилил за свою жизнь больше конечностей, чем он, Хьюго, съел обедов.
Воистину утешительная мысль.
Лондон. Он не был здесь со времен окончания учебы. Две предыдущие недели, пока он болтался в Лондоне и ждал: своего визита к этому врачу, были сущим адом… Его взгляд упал на сюртук, аккуратно сложенный на стуле, вспомнил, что лежит у него в кармане, и улыбнулся. Он хотя, бы не зря потратил эти дни.
Доктор ткнул в мокнущую сморщенную рану.
Хьюго подпрыгнул.
— Да чтоб вас. — Он едва удержался, чтобы не дать доктору по физиономии.
— Вы лучше глотните-ка вот это. — Хирург протянул ему стеклянный пузырек.
— Это что?
— Опиум. От боли.
— Хотите оперировать прямо сейчас? — Хьюго судорожно сглотнул. В любой момент его нога может оказаться лежащей на черно-белых плитках пола. Эта мысль ему совершенно не понравилась. Он поерзал по столу, готовясь спрыгнуть.
— Ябы не назвал это операцией, — сказал врач. — Мне кажется, там внутри что-то есть. Хочу посмотреть. — Он взял с подноса ланцет и щипцы.
Хьюго это не понравилось.
— Последний раз врач сказал, что удалил все фрагменты.
— Вот как. Значит, у вас была не одна операция?
— Не одна. Один раз в Буссако, потом — в Лиссабоне, Доктор Маллет порекомендовал мне показаться вам, если будут проблемы.
— Маллет — хороший человек.
— Ну, как хороший, если он оставил там что-то.
— Но мы об этом не узнаем, пока вы не дадите мне взглянуть. И вот что я скажу вам, милорд. Лучше вам не станет, пока мыне вскроем рану. Вам повезло, что вы пришли сейчас. Через месяц мне пришлось бы ампутировать ногу. Даю слово.
Проклятые доктора. Хьюго хотелось завыть от ярости.
— Хорошо. Смотрите все, что хотите. Но отрезать ногу я не позволю.
— Предпочитаете умереть?
Два месяца тому назад, глядя в бесконечное пустое будущее, борясь в одиночку со своими демонами, он, пожалуй, согласился бы. Но сейчас промолчал.
— Может быть, вы предпочитаете бренди? У меня есть, — сказал хирург, помахав у него под носом пузырьком с опиумом.
Но кто знает, что сделает этот любитель резать, пока он будет находиться в пьяном бесчувствии?
— Ни то, ни другое.
Хьюго сжал кулаки и почувствовал, что в ладонях у него оказалась какая-то полоска ткани. Он нашел ее на траве после праздника, узнал маленькие синие цветочки и инициалы и хотел вернуть ее Люсинде перед отъездом в Лондон. Хьюго подвес ленточку к носу, вдохнул запах лаванды и женщины. Его женщины.
— Ну, если вы потеряете сознание, постарайтесь упасть на спину, иначе я могу перерезать вам артерию. — Врач протянул ему полоску кожи. — Закусите ее, и не вздумайте меня ударить.
— Вы видели много сражений на флоте, да? — спросил Хьюго.
Хирург невесело улыбнулся:
— Слишком много.
Хьюго в точности знал, что чувствует врач. Он взял кожу в рот и смотрел, как ланцет приближается к его бедру. Мышцы бедра сжались сами по себе.
Хирург нанес быстрый колющий удар.
Боль стрельнула по ноге прямо в желудок.
— Иисусе. Проклятие. Дерьмо, — вырвались из его глотки приглушенные слова.
— И это лучшее, на что вы способны? — спросил врач. — Все вы, армейские, одинаковы. Ничем не лучше уличных девок. — Он промокнул салфеткой хлынувшую из раны кровь.
— Негодяй. — Хьюго плюнул, стараясь не выронить кожаную полоску. Он старался дышать через нос, вместо того чтобы отплатить доктору его же монетой.
— Посидите еще немного спокойно, прошу вас, милорд.
Хирург передвинул очки со лба на нос.
— Увеличительные стекла, — сказал он, склоняясь над ногой Хьюго. Единственное, что тот мог разглядеть сквозь слезы в глазах, был седеющий затылок врача и коричневая родинка у него на шее.
