одной книги. Он был типичным представителем своего класса, полностью осознающим свое положение, тактичным, обладающим чувством собственного достоинства, рассудительным, лишенным воображения и отличавшимся свойственной крестьянам узостью ума. Он был тем, кого немцы называют «ein amusischer Mensch», человек, у которого отсутствует «чувство прекрасного», хотя настоящий генерал обязательно должен быть творческой личностью и обладать артистическим талантом.
Людендорф тоже был ein amusischer Mensch. Его отец, землевладелец, в 80-х годах обанкротился и стал зарабатывать на жизнь, занимаясь страховым бизнесом. Сын волей-неволей затаил обиду, что свойственно людям подобного склада, на несправедливость судьбы. В воспоминаниях Людендорф пишет, что отец был культурным человеком. Довольно странно, если учесть, что его поместье находилось на голых равнинах Восточной Эльбы, начисто лишенных каких-либо очагов культуры. Старший Людендорф во время кампании 1870 года был офицером запаса. В его комнате, кроме обычной мебели, было несколько военных сувениров в память о войне, а именно меч, патрон и кусок обоев из поместья близ Седана. Единственным украшением комнаты был алебастровый бюст Фридриха Великого.
Людендорф, как и Гинденбург, прошел через суровое испытание кадетской школой и стал пехотным офицером. В Военной академии его преподавателем был генерал Меккель, реорганизатор японской армии, который порекомендовал Людендорфа в Генеральный штаб. Темно-синяя форма с серебряной оторочкой по воротнику и брюки с красными лампасами значили для Людендорфа больше чем просто признак успешной военной карьеры. Это был знак восстановления его в социальных правах.
В 1908 году Людендорф возглавил сектор развертывания. Работа была для него всем. Он рассматривал все мыслимые и немыслимые обстоятельства, которые могут повлиять на изменение боевой ситуации. Причиной того, что он был более отгорожен от мира, чем офицер из любой страны, занимающийся такой же работой, была крайняя замкнутость именно германского офицерского корпуса. Во время штабных поездок Людендорф изучил свою родину и поездил по миру. Он побывал в России, Англии и Норвегии, но смотрел на все исключительно глазами офицера Генерального штаба.
Людендорф отличался невероятным честолюбием и вызывающей самонадеянностью, которая, при определенных обстоятельствах, толкала его на нарушение традиций Генерального штаба. Так, вскоре после сражения при Танненберге он заметил: «Когда
В свою очередь, Гинденбург, обладавший солидной долей здравого смысла и некоторой хитростью, унаследованной от предков, прекрасно понимал, что его советник наделен высочайшей технической эрудицией и, как и большинство генералов, стремится к власти. Гинденбург принимал свое положение с тем смирением, которое зачастую отличает умного человека.
Произошел ряд серьезных изменений. Подполковник Ветцель сменил Таппена на посту начальника оперативного отдела. В этом не было ничего странного. Ветцель, одаренный богатым воображением, был не только человеком с широким кругозором, но и лучше, чем Таппен, разбирался в принципах современной войны. Тогда же значительно возросшие военно-воздушные силы, обнаружившие стремление выделиться в отдельную службу, поступили в распоряжение Генерального штаба. К политическому отделу добавился специальный сектор по взаимодействию с министерством иностранных дел, который возглавил некий капитан фон Шлейхер. Все это соответствовало основной тенденции, проповедуемой Людендорфом, о совместной ответственности командующих войсками и прикрепленных к ним офицеров Генерального штаба за принимаемые решения. В особенности это относилось к начальникам штабов. В результате Генеральный штаб смог больше прежнего навязывать свою волю.
Генеральный штаб стал занимать в жизни нации особое место. Теперь он занимался вопросами прессы, кинематографии, пропаганды, вооружения и продовольствия. Мы уже говорили, что император должен был удерживать равновесие между разными соперничающими структурами. Формально это положение сохранялось, но, как мы помним, чем дальше, тем больше император понимал, что эта задача ему не по плечу. В равной степени это относилось и к канцлеру. Бетман-Гольвег не был настолько сильной личностью, чтобы энергично воспротивиться военному влиянию. Не лучше обстояло дело с рейхстагом. Либеральная оппозиция равнодушно относилась к происходящему. Социалистов лишили возможности как- то повлиять на ход событий. Однако социалисты, несмотря на наличие в своих рядах таких людей, как Эберт, Винниг, Носке и Лиджон, испытывали недостаток выдающихся личностей. Штресеман, представлявший национал-либеральных реформаторов, совершил грубую ошибку, стремясь завязать партнерские отношения с высшим командованием. После Бисмарка никто уже не мог навести ужас на рейхстаг, а император, рассматривая законодательный орган не более как сборище болтунов, даже не пытался найти точки соприкосновения с ведущими парламентариями.
По логике такое положение дел должно было привести к военной диктатуре. На самом деле этого не произошло. Планы Людендорфа потерпели крах. Он пожаловался кронпринцу, что никто не хочет ничего делать, и предложил ряд далеко идущих планов, многие из которых серьезным образом затрагивали частную жизнь рядовых немцев. Среди прочего он предложил программу по увеличению рождаемости, по уменьшению численности уклоняющихся от военной службы, по улучшению жилищных условий, по борьбе с венерическими заболеваниями, по созданию льготных условий возвращающимся солдатам (путем переселения в сельские районы), по предвоенной подготовке молодежи и борьбе с подрывной агитацией (опасно увеличившейся в последнее время). Но самым важным было то, что Людендорф настоял на введении воинской повинности для всех лиц в возрасте от пятнадцати до шестидесяти лет и мобилизации женщин для работы на предприятиях по изготовлению военной амуниции.
Как ни странно, но Людендорф отвергал идею военной диктатуры. И хотя Макензен настаивал на необходимости военного канцлера, а Сект заявил, что имеющиеся проблемы проще всего решить с помощью военной диктатуры, одним словом, несмотря на благоприятные обстоятельства, Людендорф упорно отказывался от этой идеи и продолжал поиски сильного человека, «германского Ллойд Джорджа» в рядах политиков и парламентариев. Поиски оказались безрезультатны. Самое парадоксальное, что парламентарии вроде Штресемана все более склонялись к идее военной диктатуры, видя в ней единственную надежду на спасение, и видели в Людендорфе германского Кромвеля. Политика Людендорфа имела для молодых генштабистов далеко идущие последствия. Во времена Веймарской республики, заняв ведущее положение в рейхстаге, они придерживались принципа, что солдат не должен разбираться в политике и что военные не должны принимать на себя политических обязательств. Они не верили в военную диктатуру, инстинктивно понимая, что любая диктатура базируется на массах.
Но хотя Людендорф отвергал идею о военной диктатуре, военные, по сути, установили экономическую диктатуру. Возрастающий с каждой неделей контроль над производством продовольствия, сырья, военного снаряжения и тому подобного был сосредоточен под началом генерала Гронера. Это и понятно. Учитывая огромное превосходство врага в отношении имеющихся у него ресурсов, сектор производства требовал особого внимания.
Таким образом, первые серьезные шаги, предпринятые режимом Людендорфа – Гинденбурга, были связаны с увеличением роста производства. С благословения Людендорфа Гронер и Бауэр разработали программу, предусматривавшую значительное увеличение выпускаемых аэропланов, пушек, грузовиков и других атрибутов войны. Практически одновременно в декабре 1916 года удалось обеспечить на фабрики значительный приток женских рабочих рук, не говоря уже о военнопленных и «вспомогательных рабочих» из Бельгии и Польши.
Несмотря на негативное отношение к военной диктатуре, Людендорф с огромным энтузиазмом воспринял идею военного социализма (бельгийские рабочие дали бы этому другое название по вполне понятным причинам). Военный социализм обеспечивал безжалостную эксплуатацию человеческих и материальных ресурсов, что полностью соответствовало исповедуемой Людендорфом концепции войны. Тем не менее военный социализм не смог решить самую важную проблему – усилить мобилизационную активность германского народа.
Людендорф, безусловно, отдавал себе отчет, насколько трудно при существующей избирательной системе решить этот вопрос. Он считал, что необходимо назначить министра по пропаганде. Но правящий
