класс давно уже сбросил со счетов такое понятие, как патриотизм простых немцев, и не обращал никакого внимания на требования Людендорфа.
Лучшая часть офицерского корпуса пала на поле боя, и Людендорф настоял на пополнении офицерских рядов (не принимая во внимание происхождение) из наиболее перспективных людей среди резервистов и рядовых, проявивших себя в пылу сражений. Однако подбор офицерских кадров был последней оставшейся привилегией военного кабинета, а для него определяющим фактором служил социальный статус. Единственная уступка, на которую они согласились, – создание некоего гибрида должности, «человека, занимающего офицерскую должность» (Offizierstellvertreter). Во время войны в некоторых случаях сержантам с хорошим послужным списком было разрешено исполнять офицерские обязанности, но по окончании войны им возвращались прежние звания.
Попытки Людендорфа заняться политикой потерпели фиаско. Призыв к независимости Польши в тот момент, когда царь только что назначил министром Бориса Штюрмера, имевшего репутацию человека, решительно поддерживающего междинастическое взаимопонимание, разрушил последние надежды на возможность заключения сепаратного мира с Россией. Фон Беселер, генерал-губернатор Польши, заставил Людендорфа поверить в то, что независимая Польша предоставит Германии от пятнадцати до двадцати дивизий. Людендорф всегда попадал под гипнотическое воздействие чисел и в данном случае стал жертвой беспочвенных фантазий фон Беселера. Хотя, казалось бы, кому, как не ему, было прекрасно известно, какую ненависть питают поляки к немцам.
Полагаясь на оптимистические сообщения адмиралтейства, Людендорф ошибочно считал, что предпринятые попытки к ведению неограниченной подводной войны помогут вступить в мирные переговоры с врагом. Главное – не дать почувствовать противнику свою слабость. Разговор, по его мнению, должен был идти только с позиции силы. Из-за ограниченных способностей он попросту не мог оценить усилия президента Вильсона по примирению враждующих сторон. Сект был уверен, что вступление в войну Америки, в результате все той же неограниченной подводной дуэли, отстаиваемой Людендорфом, может затянуть войну; он был не в состоянии понять, что может заставить Америку пойти на этот шаг.
В какой-то момент Людендорф осознал, что его политика тотальной войны может не осуществиться, пока на посту канцлера остается Бетман-Гольвег; он был чересчур гуманным. Многие в армии разделяли эту точку зрения. Не только пангерманцы, но даже ряд членов либеральной и левой партий, находившихся в оппозиции к действующему канцлеру, настаивали на решении этого вопроса. Возникающая время от времени борьба за военные ассигнования приучила Людендорфа иметь дело с политическими партиями. Следовательно, он вполне мог рассчитывать на поддержку при назначении «военного канцлера».
Через полковника Бауэра были установлены связи с рядом оппозиционеров в рейхстаге. Многие стремились увидеть на этом посту самого Людендорфа, но он понимал, что не вынесет двойное бремя. Штресеман и Эрзбергер, две наиболее заслуживающие внимания политические фигуры, настаивали на кандидатуре принца фон Бюлова, безусловно обладавшего дипломатическим талантом, который, как они надеялись, способен найти политическое решение их проблем. Людендорф отдавал предпочтение Тирпицу, но его взгляды на подводную войну шли вразрез с мнением императора. Кроме того, Тирпиц был в немилости.
Занявшись политикой, Генеральный штаб продемонстрировал готовность к уважительному общению. В 1917 году впервые в истории члены рейхстага были приглашены на Кенигсплац для детального ознакомления с существующим положением дел. Вскоре императору и кронпринцу представилась возможность послушать, что думают партийные лидеры (в том числе социал-демократы). К сожалению, император и кронпринц не смогли воспользоваться предоставленной возможностью, причем кронпринц так обращался с парламентскими делегатами, словно они были капралами, пришедшими на доклад к командиру.
Потраченные усилия, тем не менее, не прошли даром. В конце концов, угрожая, Гинденбург и Людендорф добились снятия канцлера. Однако император по-прежнему противился назначению Тирпица или Бюлова, и даже начальник Генерального штаба не смог навязать свою волю главнокомандующему. Тогда генерал-полковник фон Плессен предложил кандидатуру доктора Михелиса, министра продовольствия, представив его человеком, способным всерьез взяться за решение проблем. Гинденбург и Людендорф не знали Михелиса, но заявили, что согласны, и Михелис стал канцлером. Наконец-то Генеральный штаб добился решающего голоса при назначении канцлера.
Однако Людендорф не успокаивался, стремясь заручиться поддержкой в проведении жесткой политики. И он нашел ее в организации (Vaterlandspartei), созданной в 1916 году Тирпицем и Вольфгангом Каппом, в партии, воплотившей цели всех аннексионистов и приверженцев политики грубой силы. Дух этой партии был враждебен настрою масс. Людендорф глубоко заблуждался, если считал, что с ее помощью удастся поднять моральный дух и усилить единство народа Германии. Следует отметить, что аппетит Людендорфа в отношении чужих территорий возрастал день ото дня. В меморандуме, датированном сентябрем 1917 года, он не только требует создать стратегический пояс, включающий территории Польши, Литвы, Курляндии и Восточной Франции, но, вдобавок к этому, предлагает включить в империю Бельгию. Присоединение Бельгии, утверждал Людендорф, не оставит Голландию равнодушной, и она рано или поздно начнет добиваться слияния с Германией. Дания должна будет установить тесное экономическое сотрудничество с Германией, а в дальнейшем такие же тесные связи будут установлены с Японией и с Африкой. Ллойд Джордж как-то спросил у Фоша, что он думает о Людендорфе. «Un bon soldat» (бравый солдат), – ответил Фош. Заметьте, он не сказал: «Un bon generai». Фошу не откажешь в здравомыслии. Людендорф был солдатом, но не более того. Политика была для него вражеской территорией, и там он был беспомощен.
Тем временем Англия нашла ответ на подводные атаки в виде системы конвоев. Опять все надежды Людендорфа и Гинденбурга сконцентрировались на войне на суше, и, хотя перспектива была неутешительной, им удалось одержать одну заслуживающую внимания победу. Они создали объединенное германо-австрийское командование под номинальным руководством германского императора. К сожалению, смерть Франца-Иосифа в ноябре 1916 года и замена Гетцендорфа генерал-лейтенантом фон Штраусенбургом свели на нет их усилия. Новый император Карл IV решил спасать империю с помощью собственных методов, и если понадобится, то и отречься от германского союзника.
В последние месяцы 1916 года Генеральный штаб доказал, что ему нет равных в применении традиционной тактики открытой войны. Требовалось выбить Румынию из войны. Фалькенхайн и Макензен блестяще решили эту задачу. 6 декабря Макензен въехал в Бухарест на белом коне. Остатки румынской армии были оттеснены в Бессарабию. Фалькенхайн тут же отправился в Палестину в сопровождении человека, однажды сыгравшего значительную роль в германских делах, Франца фон Папена, майора Генерального штаба и бывшего военного атташе в Вашингтоне. Однако Гинденбург отчетливо понимал, что это всего лишь частичные успехи. В своих воспоминаниях он счел возможным подчеркнуть, что единственное, в чем преуспели центральные державы, так это в устранении противника в лице Монтенегро (Черногория). Вражеское кольцо пока не было полностью разбито, но бельгийскую армию удалось оттеснить за Изер, сербскую – на остров Корфу, а румынскую – в Бессарабию.
В стратегическом отношении 1917 год был посвящен обороне, «оперативному застою», как назвал его Сект, и это несмотря на то, что в начале года в России вспыхнула революция. На западе Людендорф применил новую тактику активной обороны, что привело к значительному снижению потерь.
Теперь, когда в войну вступила Америка, требовалось срочно добиться благоприятного решения до появления американской армии, которая решит исход дела. А для того, чтобы добиться этого, необходимо покончить с позиционной войной. Каким образом? Людендорф не видел никакого другого способа, как только использование тактики прорыва.
Но на самом деле имелось готовое средство. В 1916 году Британия стала использовать на полях сражений бронированные машины на гусеничном ходу, оборудованные пулеметами, которые впоследствии получили название «танки». Они были разработаны для разрушения траншей и заграждений из колючей проволоки и могли медленно двигаться по ландшафту, словно гигантские черепахи, и в определенных пределах, бесспорно, достигали цели.
В прусской армии, которую всегда отличала инертность в отношении внедрения технических новшеств, никто не разглядел потенциальных возможностей этого нового оружия. Гинденбург вообще заявил, что
