суда. Я сделаю все, что в моих силах, дабы погрузка прошла без какого-либо ущерба для вас, а члены одной семьи оказались на одном судне. Я понимаю, что все это связано с некоторыми затруднениями для вас, и надеюсь их облегчить. Надеюсь также, что, в какой бы части света вы ни оказались, вы будете верными подданными короля, будете жить в мире и согласии.
Люди молчали. Жак увидел, что у Эмиля руки бессильно опустились на колени. Полковник еще не все сказал.
— Я должен также сообщить вам, что отныне вы находитесь под охраной и наблюдением войск, которыми я имею честь командовать, и должны повиноваться указаниям моих солдат…
Закончив перевод, месье Дешан опять вытер пот с лица и, втянув голову в плечи, отступил назад.
— Боже мой, нас предали!
Пьер произнес это шепотом, но не было в церкви человека, который не услышал бы его слов.
Начался ропот, перешедший в крик и затем — в яростный рев. Люди устремились к выходу — и остановились. Путь им преграждали британские солдаты со штыками наперевес. Теперь и самым бестолковым стало ясно: англичане сначала разоружили, а теперь арестовали их всех. Это было как смертный приговор, и неоткуда ждать пощады или помощи.
32
Смеркалось, а мужчин все не было. Барби вышла к калитке, долго всматривалась в даль, туда, где тропинка терялась в лесу. Никого. Ни слуху ни духу. Она вернулась в кухню.
— Может, пойти встретить их? — предложила встревоженная Солей.
— Нет-нет. Задержались и задержались. Что нам лезть в их мужские дела? Венсана кормить пора, да и нам поесть не мешает. Досадно, переварится все!
Ели молча, тревога все росла. Чтобы Эмиль опоздал на ужин? Такого никогда не было. Значит, что-то случилось.
— Ну, положим, дедушке плохо стало и он идти не может, почему все-то около него? Бертин или Жак могли бы пойти, нас предупредить… — это Даниэль прервала молчание. Барби ничего не ответила, и это тоже было тревожным признаком. Поели, убрали со стола, положили Венсана спать. Стало уже совсем темно, а мужчин все не было. Солей решительно встала и потянулась за шалью.
— Пойду. Мы все равно не уснем без них.
— Я тоже! — метнулась к дверям Даниэль. — Это лучше, чем сидеть и мучиться.
Вопреки ожиданиям, Барби не возражала на этот раз:
— Я бы тоже с вами пошла, — сказала она, — если бы не Венсан. А идти на руках с ним тяжело. Не знаю, в чем дело, но будьте поосторожнее, мало ли что…
О чем это она? А, лучше не спрашивать! Они поцеловали мать и пошли по тропинке. Ночь была темной, безлунной, но по знакомым местам они и с завязанными глазами прошли бы.
— Никогда раньше не боялась темноты, — призналась Даниэль, — а вот сейчас…
— Да чего бояться, мы уже взрослые, — откликнулась Солей, а сама подумала: 'Надо бы раньше выйти, наверняка что-то не так'. Вот и усадьба Дюбеи, огонек сверкнул, залаяла собака. Солей свернула туда. — Может, они что-нибудь слышали. А может, наши здесь…
Предположение было не очень удачное, но Даниэль с готовностью подхватила:
— Наверное. Они любят поговорить, обсудить все, особенно если что-то важное там было. Выпили как следует…
Собаки, выбежавшие было к ним навстречу, завиляли хвостами и лаяли уже лениво, успокоенно — старые знакомые… Дверь открылась, в двери со свечкой в руках возникла фигура мадам Дюбеи.
— Кто там? — крикнула женщина с тревогой в голосе.
— Это мы, Солей и Даниэль Сиры, — отозвалась Солей. — Папа и ребята еще не вернулись. К вам не заходили?
— Нет! — женщина отступила, приглашая их зайти. — Мы с Селест сидим, тоже беспокоимся… Час от часу не легче.
— Мы идем в деревню, чтобы все разузнать, — решительно бросила Солей. — Не хотите с нами?
Селест, которая чинила носок возле печки, вскочила с места:
— Я пойду, мам. Лучше, чем сидеть так…
— Ну, давай! — видно, это предложение показалось ее матери подходящим выходом из невыносимой муки ожидания. — Найдешь отца, беги домой сразу, все мне расскажешь!
— Возьми шаль, — посоветовала подруге Солей. — Холодновато.
Вот уже показались огоньки Гран-Пре. Солей вдруг резко остановилась:
— Слушайте!
Мужские голоса, слишком громкие для такого позднего времени, чужие…
— Солдаты! — выдохнула Даниэль. — Не по-нашему говорят!
Но вот и голос на ломаном французском, и совсем близко!
— Мамзель, что ви такой холодный? Друг из нас — это хорошо сейчас.
— Свинья тебе друг! — раздался женский, нет, девичий голос, испуганный, но вовсе не покорный. — Ну-ка пустите! Я вашему офицеру все расскажу!
Мужчины заржали. 'Трое или четверо', — подумала Солей. Дальнейшее последовало само собой, без особого раздумья с ее стороны.
— Югетта, ты? — крикнула она громко-громко.
Ржание сразу прекратилось, и девушка ответила с явным облегчением:
— Да, я! Кто там?
— Солей Сир, Даниэль, моя сестра, и Селест Дюбеи!
Теперь она их видела: четверо мужчин и тоненькая девичья фигура в их окружении. Четыре на четыре. А виски как от них несет!
— Давай мы тебя проводим домой. Пошли!
Солей ожидала, что кто-нибудь из солдат схватит ее, и приготовилась к отпору, но те расступились, дали им дорогу. Югетта дрожат как кленовый лист на октябрьском ветру.
— Ну, что случилось? Как ты? — спросила ее Солей, едва они отошли на безопасное расстояние.
— Ой, спасибо вам! Я уж всех святых перебрала, не знала, как от них отделаться, а тут вы! Солей, что же нам делать, боже, боже…
— Ты про что? — вмешалась Селест. — Что случилось? Как ты с ними оказалась в такое время?
— Да, наверное, так же, как и вы! — Югетта пыталась собраться с мыслями. — Мы ждали папу и ребят, ждали-ждали, а их все нет. Вот мама и послала меня разузнать… О боже, что нам делать?
— Стой! — Солей энергично встряхнула спасенную жертву. — Расскажи все! Где мужчины?
— Их заперли в церкви! — послышалось в ответ сквозь рыдания. — В три часа они все собрались, оставили ружья снаружи и больше уже не вышли! Вокруг церкви частокол, выставили часовых, никого не пускают, ничего не говорят, еду не берут!
Услышав неожиданную горестную весть, девушки сразу остановились да так и остались стоять посреди дороги.
— Я встретила мадам Латур, — продолжала Югетта, — она живет через дорогу от церкви, так вот она говорила с одним солдатом, он немного французский знает. Он сказал, что наши все арестованы, а у нас все отнимут, посадят на корабли и отправят куда-то навечно…
Солей пошатнулась.
— Не может быть! Так жестоко даже англичане поступить не могут.
Но в душе она уже знала: все верно. Если они сожгли Бобассен и поубивали там всех жителей, то чем для них Гран-Пре лучше? Правы были Реми и Луи. Англичане хотят отобрать земли, чтобы отдать своим колонистам, а для этого все средства хороши. Боже мой! А что же с Реми? Может быть, и в Аннаполисе то же самое? А где близнецы? Неужели она никого больше не увидит?
