На прибрежье Гитчи-Гюми

накладывала тени прямо поверх прежних наслоений.

– Что ты делаешь? – спросила я, укладывая визжащих щенят в коробку.

– Умащаюсь благовонными маслами, – ответила Мариэтта. – Сюда направляется мистер Хартли.

– С чего ты взяла? – спросила я и, сняв пижамные штаны, полезла в комод в поисках хоть какой-нибудь одежды.

– Это он загнил. Мама сказала, что не может приобрести пылесос, который он вчера нам показывал, и он хочет привезти другой агрегат, реконструированный.

– Реконструированный? – переспросила я. – То есть подержанный?

– Подержанный, но в прекрасном состоянии, – сказала Мариэтта. – И гораздо дешевле. Где мой пинцет?

– Не понимаю, с чего это ты так прихорашиваешься. Я думала, он не в твоем вкусе.

Я протянула ей пинцет и, присев на краешек кровати, стала натягивать пурпурные брюки-клеш.

– Как-никак мужчина, – сказала Мариэтта. – Мама говорит, его ждет несметное богатство. Я не намерена работать без крайней необходимости. К чертям феминистские идеалы! Что ты мне дала? Этот не тот пинцет. Где мой, нормальный?

– Не знаю, где нормальный пинцет, – сказала я. – Не могу понять, как можно интересоваться этим волосатым типом с мясистой мордой. Вид у него совершенно неаппетитный, разве что усики… А ты такая утонченная и изысканная. Как спелый плод из райских кущ.

– Если его компьютерная сделка выгорит, Стив Хартли заработает миллионов тридцать, самое маленькое.

– Мне всегда нравился колбасный фарш, – сказала я. – К тому же, мне показалось, что он влюблен в меня. Быть любимой – это дорогого стоит.

Мариэтта обернулась. В кулаке ее зловеще сверкнул пинцет.

– Думаешь, я его у тебя не отобью?

– Ты? Ни фига!

И тут я придумала, что еще надеть. Где-то в недрах шкафа валялся парик, который я приберегала для особых случаев. Если Мариэтта решила сманить мистера Хартли, то ей придется попотеть.

Я перерыла все и наконец нашла его. Стянув волосы в хвостик, я убрала их под парик, представлявший собой шелковистую огненно-рыжую синтетическую гриву.

– Сука! – воскликнула Мариэтта, надевая поверх тускло-зеленых леггинсов ситцевое платье в крупные розы. – Подлецу все к лицу. И профиль у тебя точеный, и лет тебе всего девятнадцать.

Я самодовольно улыбнулась. А потом села и разревелась.

– Ну, что с тобой такое? – спросила Мариэтта. Она села рядом и обняла меня за плечи.

– Никогда мне не вырваться из этой норы! – сказала я. – Так и останусь я в этом болоте, в этой сточной канаве на веки вечные!

– Нет, дорогая, – сказала Мариэтта. – Когда-нибудь вырвешься!

– Поищи свой нормальный пинцет у мамы под кроватью, – посоветовала я.

4

– Быстро же вы добрались, мистер Стив! – весело сказала я.

– Я был неподалеку. – Он нервно огляделся вокруг. – А звонил с бензоколонки.

Мамочка стояла у меня за спиной.

– Мистер Хартли, входите! – сказала она. – Позвольте представить вам моего жениха, Эдварда Шумахера. Вы с ним почти ровесники. Надеюсь, вы подружитесь.

Теодор зажал уши руками.

– Господи, мама! Хоть иногда думай, прежде чем что-нибудь сказать.

– В каком смысле? – спросила мамочка.

– Да в любом тебе доступном. То, что людям по двадцать восемь лет, еще не значит, что у них должно быть что-то общее. На земле миллионы двадцативосьмилетних мужчин, вообще не знакомых друг с другом.

– Интересно, а сколько всего людей, которым по двадцать восемь лет? – задумалась мамочка и потрепала прильнувшего к ней Леопольда по голове, отчего волосы у него встали дыбом.

Стив Хартли ее не слушал. Он пристально разглядывал меня. Я ему подмигнула.

– Вы как-то изменились, – заметил он.

– Мне не нравится, когда женщины злоупотребляют косметикой. – Стив рассеянно подкрутил ус.

Я тоже пригладила усики. Это не то чтобы усики – так, несколько волосков на верхней губе. Мариэтта считает, что их нужно обесцвечивать. У меня на этот счет свое мнение. А что, если где-то по свету ходит мужчина и ищет женщину с усиками?

– Стив, я немедленно отправлюсь в спальню и все сотру, – сказала я. – Наверное, вы действительно очень хороший продавец. Я никогда прежде не испытывала желания подчиниться чужой воле.

Стив чуть в обморок не грохнулся. Я обернулась и послала Мариэтте, возникшей позади нас, победную улыбку. Она мрачно нахмурилась и подошла к Стиву.

– «И придет Пророк на землю И укажет путь к спасенью, – сказала она. – Он наставником вам будет». Какой у вас восхитительный галстук, Стив. Позвольте рассмотреть его поближе. – Ухватив его за конец галстука, она что-то прошептала ему на ухо.

– Неужели? – спросил Стив и посмотрел на меня.

– Что ты сказала? – спросила я. – Что ты ему наговорила?

– А вы нам покажете реконструированный «Минотавр»? – спросил Леопольд.

Стив распаковал коробку прямо у двери, на полу.

– Реконструированная модель двести семьдесят пять ничем не уступает модели триста пятьдесят. Отличие в том, что мы переставили выключатель и рационализировали некоторые операции. Однако двести семьдесят пятая модель отнюдь не хуже более поздней. Более того, скажу вам по секрету, кое-кто из наших клиентов считает, что старая модель даже лучше. Вы, наверное, хотите узнать, в чем заключалась ее «реконструкция». Все очень просто: когда кто-то из наших клиентов меняет старую модель на новую, ее на фабрике полностью переоснащают. Так что этот пылесос совершенно новый.

– А в старой модели есть хромированный контейнер для отмерших клеток? – спросил Леопольд.

– Боюсь, что нет. А сейчас, если позволите, я хотел бы вам продемонстрировать… Где розетка? – Леопольд вставил вилку, и Стив Хартли прокричал, стараясь перекрыть рев мотора: – Обратите внимание, как тихо работает этот пылесос. Понимаете, что я имел в виду, говоря, что старая модель лучше? Говорят, она практически бесшумная.

– Какова длина шнура, Стив? – спросила я.

– Что?

– Какова у пылесоса длина шнура? На сколько футов я могу отойти от розетки?

Я увидела, как Мариэтта выразительно посмотрела на Стива и, указав глазами на меня, печально улыбнулась. Она всегда печально улыбается. Даже когда она спокойна, на ее губах играет печальная улыбка. Это ее естественное выражение лица. Оно, по-моему, и делает ее неотразимой.

Стив невольно улыбнулся в ответ. Откуда ему было знать, что эта улыбочка ничего не предполагает?

– На шесть футов, – сказал он, обернувшись ко мне.

– Что? – переспросила я.

– Такому мощному пылесосу длинный шнур не нужен, – сказал он. – Из соображений безопасности. Длинный шнур вечно путается, его может засосать в трубу. Мы как раз сейчас работаем над устранением этого недостатка.

– Понятно, – сказала я. – Вы можете его выключить?

– Что? – не расслышал он.

– Леопольд, выдерни шнур, – попросила я. Когда наконец наступила тишина, я сказала: – Стив, можно, я возьму его к себе в спальню? Мне бы хотелось самой его опробовать.

– Если мои дети действительно собираются пылесосить, я, пожалуй, его куплю, – сказала мамочка. – Никогда бы не подумала, что это занятие может их так увлечь.

У пылесоса были колесики, но катился он с трудом.