Том 3. Рассказы 1917-1930. Стихотворения

О чем пела ласточка

Как-то раз в кругу семейном, за вечерним самоваром
Я завел беседу с немцем — патриотом очень ярым.
Он приехал из Берлина, чтобы нам служить примером —
С замечательным пробором, кодаком и несессером.
Он привез супругу Эмму с «вечно женственным», в кавычках,
С интересом к акушерству и культурностью в привычках.
Разговор как подобает все вокруг культуры терся…
На германском идеале я застенчиво уперся.
Снисходительной усмешкой оценив мою смиренность,
Он сказал: «Мейн герр, прошу вас извинить за откровенность,
Чтоб понять вы были в силах суть культурного теченья,
Запишите на блокноте золотое изреченье.
Изреченье — излеченье от экстаза и от сплина:
Дисциплина — есть культура, а культура — дисциплина.
Дети, кухня, кирха, спальня — наших женщин обучают;
Дисциплина, кайзер, пфенниг — им в мужчинах отвечают.
Идеал национальный мы, конечно, ставим шире:
От Калькутты до Марселя, от Марселя до Сибири.
Вы народ своеобразный, импульсивно-неприличный,
Поэтически-экстазный и — увы — нигилистичный.
Гоголя и Льва Толстого изучал я со вниманьем…
Поразительно! Писали с несомненным прилежаньем…»
Я пустил в него стаканом (ты б стерпеть, читатель, смог ли?).
Он гороховые брюки подтянул, чтоб не подмокли.
И, картинно улыбаясь, молвил: «Пятна от тэина
Выводить рекомендую только с помощью бензина».

P. S. Стиль подделываю Гейне с тем намеком, что за Вислой
Сей талант великолепный признают с усмешкой кислой.
А поэтому полезно изучать, для просвещенья:
В людоедских прусских школах все его произведенья.

Эстет и щи

Басня

Однажды случилось, что в неком эстете
Заснула душа.
Вздремнула, заснула и в сне потонула,
Забыв все на свете,
Легонько и ровно дыша.

Здесь следует оговориться,
Пока душе эстета спится:
Что значит, собственно, эстет?
Ответ:
Эстет — кошмарное, вульгарное созданье,
Природы антраша и ужас мирозданья.
Он красоту — красивостью сменил,
Его всегда «чарующе» манил
Мир прянично-альфонс-ралле картинок,
Альбомов и стихов, духов, цветов, ботинок;
Его досуг — о женщине мечты;
Его дневник — горнило красоты;
Штаны — диагональ, пробор — мое почтенье,
Излюбленный журнал, конечно, «Пробужденье»…
Короче говоря —
От января до января —
Ходячая постель, подмоченная гнилью
С ванилью.
Словцо в сердцах, читатель, сорвалось,
Авось
Его редактор не заметит,
Сквозь пальцы поглядит… иль так… в уме отметит.
Ну, далее… Эстета на войну Берут; стригут
пробор, отвозят за Двину,
За Вислу — и пошло. Эстет зубную щетку
Молитвенно хранит и порошка щепотку
От крыс, клопов и блох.  И зеркальце при нем

Последний дар души, что ночью спит и днем.
Эстетово в окопах тело
Обтерлось, наконец, и кашу лупит смело,
Хоть ранее поворотило б нос
От рубленных котлет (от отбивных — вопрос).
Однажды, после перехода,
К позиции подъехала подвода
С походной кухней. Хлещет щи эстет…
Проснулась вдруг душа, скорбит, а он в ответ:
«Коль щей не буду есть — умру, прощай, красивость
Смири, душа, спесивость!»
Тогда души услышал он слова:
«Пустая голова!
О том лишь я скорблю, что щей осталось мало,
А то я б за двоих душевно похлебала!»
Мораль обязан я сей басни показать:
Щи были хороши; душа же — как сказать?..