Дочь леди Чаттерли

Перед уходом Клэр зашла в кабинет к главной сестре милосердия госпиталя.

— Я хотела бы уехать из Лондона, — сказала она. — По личным причинам. Направьте меня в другой госпиталь, поручите мне ночные дежурства. Чтобы я не могла отлучаться домой.

Главная сестра в недоумении смотрела на Клэр. На эту девушку не поступило ни одной жалобы, и она считалась очень надежным работником. С этой мисс Меллорс явно что-то стряслось. И главная сестра постаралась проявить к ней участие.

— Вас здесь кто-то обидел? — спросила она.

— Нет. В госпитале ко мне относятся прекрасно. — Клэр вспыхнула и опустила глаза. — Просто обстоятельства моей личной жизни сложились так, что я хотела бы уехать из Лондона. Если можно, направьте меня в какой-нибудь госпиталь в северной части Англии.

— Хорошо, я поговорю с комендантом вашего отделения. Непременно что-нибудь придумаем, сестра.

— Спасибо.

Клэр решила пройтись пешком. Она медленно брела в сторону Найтсбридж. Все чувства и ощущения притупились или даже умерли.

И их уже не воскресить. Ей нужно уехать подальше от родственников. Никого она не хочет видеть — ни родителей, ни Глорию, ни даже тетю Хильду.

Да, она странная, но им всем какое до этого дело? Какое отвратительное слово — «странная»! И она самой себе отвратительна за то, что так страдает. Еще как страдает! Она все время думает о тех мужчинах, чью любовь отвергла. Это Робин, Хэмилтон Крэйг, Жак, капитан Бинелли. И даже о Джоу она думает. Забыть бы, забыть, что у нее есть отец и мать и эта отвратительная потаскушка, которая приходится ей сестрой по отцу. Она вот-вот должна родить. И тоже незаконнорожденного ребенка. Конни родила Клэр, а эта Конни, то есть Глория, кого она родит?.. Интересно, а Китти забеременела от Алфа или же все обошлось? Если она забеременела, то, наверное, тоже родила незаконнорожденного…

Клэр с трудом попала ключом в замок. Голова кружится и все плывет перед глазами. Она споткнулась в холле и истерично расхохоталась. Из ванной вышла Пип.

— Привет, радость моя, а я вот убегаю, — начала было она, но вдруг замолчала и внимательно присмотрелась к кузине. — Что с тобой, Клэр? Ты выглядишь так, словно только что встретилась со своим привидением. Господи, да что с тобой?..

Клэр снова расхохоталась. Она смеялась и твердила что-то неразборчивое. Пип ни слова не поняла.

Она трясла Клэр за плечи, гладила по голове, но та все смеялась и смеялась.

Наконец она дошла до своей постели и рухнула на нее точно подкошенная. Она смеялась, плакала, снова смеялась. И все твердила что-то о несбывшихся надеждах.

Пип была в ужасе.

Она вызвала доктора, который лечил ее мать.

В больнице Клэр чувствовала себя счастливой. Она знала, что ее пичкают успокоительными таблетками. Как она сюда попала и сколько здесь провалялась?.. О, какая разница. Теперь ей все едино — дом ли, больница, улица…

На всех ей теперь плевать — и на Робина, и на Жака, и на родителей… Прошлое смешалось с будущим, настоящего просто не существовало. Пустота, невесомость… Она лежала с открытыми глазами, дремала, снова открывала глаза и наблюдала за тем, что происходит в большой, выкрашенной в яркие цвета палате. Наблюдала равнодушно и из далекого далека.

Ей было хорошо там. Где это? Она не знает — там и все. Можно ни о чем не думать, ничего не чувствовать. Рядом умерла женщина, но на Клэр это совсем не подействовало. Девушка справа все время плакала, Клэр не было ее жаль. Умом она понимала, что девушку нужно пожалеть, но в сердце был холод. И пустота.

Но ей не разрешили долго пребывать в апатии. Кто-то из сестер милосердия пожаловался врачу, что Клэр ничего не ест. А зачем ей есть? Все равно ее поглотит пустота.

Доктор — это была седовласая женщина со спокойными серыми глазами — велела привести Клэр к ней в кабинет. Она пыталась вызвать ее на откровенность, но Клэр отвечала односложно, пользуясь всего двумя словами — «да» и «нет».

— У вас был нервный срыв, но вы должны взять себя в руки и вернуться к нормальной жизни, — сказала доктор. — Вы меня поняли?

Клэр кивнула, но только потому, что доктор ожидала от нее утвердительного ответа. Нервный срыв? Ну и что? Она должна взять себя в руки? Возьмет, и что дальше?..

— Вы сестра милосердия, Клэр, а поэтому не имеете права болеть, — сказала доктор. — Вы нужны другим. Если вам самой безразлично состояние вашего здоровья, окружающим это отнюдь не безразлично. Вы меня слышите, Клэр?

Слышать-то она слышит, да только что ей до всего этого? И этой докторше не удастся вернуть ее к нормальной жизни.

— Я и так уже много сделала, — сказала она. — Я переработала, вот отчего и нервный срыв.

Доктор пытливо смотрела на девушку.

— Вы правы, но только частично. У вас великолепное здоровье. Другим досталось не меньше, чем вам, а они выдержали, не сломались. Человеческий организм способен вынести еще и не такие нагрузки. Да, ваша нервная система оказалась самым уязвимым местом, и все равно все зависит только от вас. А вы не хотите помочь себе. Скажите, Клэр, почему вы вдруг взяли и сложили лапки?

Клэр насторожилась. В словах доктора ей чудилась угроза. Зачем этой женщине нужно вытаскивать ее оттуда? Там так легко, так приятно, так…

— Не увиливайте от ответа, Клэр, — теребила ее врач.

— Но я не говорила, что складываю лапки. И к вам в больницу не просилась. Вас послушать, и может показаться, что я увиливаю от выполнения своего долга.

— А разве это не так, Клэр?

— Нет.

Она уставилась в пол и больше не стала отвечать на вопросы доктора.

— Ладно, приходите в четверг, и мы продолжим наш разговор.

В четверг так в четверг. Скорей бы добраться до своей кровати и снова провалиться туда. В госпиталях не хватает сестер милосердия? Ну и что? И вообще что такое — долг?..

Она легла на кровать и расплакалась. Ей было не плохо и не хорошо, а просто никак. Слезы лились сами собой. Намокла подушка, халат, пижама. Ну и пусть себе льются. Глупо плакать, правда? Ну и пусть глупо. Какая ей разница?..

Доктор сказала:

— У вас нет причины плакать, Клэр. Слава Богу, все ваши близкие живы, а ведь многие потеряли в этой войне самых дорогих людей. Я бы посочувствовала вам, если бы и вас постигло подобное горе. Прошу вас, голубушка, перестаньте капризничать и лучше расскажите о себе. О вашем доме, семье, повседневной жизни. У вас есть братья или сестры?..

Эта женщина-врач все время пыталась вытянуть из нее что-нибудь о доме. Клэр долго молчала, но в конце концов сдалась. Рассказала о Глории, потом пожалела, что рассказала, но, увы, было поздно. Пришлось выложить все или почти все. Почему Клэр так не любит свою сестру? — удивлялась доктор. Как можно винить отца за то, что у него была какая-то личная жизнь до того, как он встретил ее мать? У многих есть сводные братья и сестры, даже отчимы и мачехи. А у многих нет родных. Эти люди очень одиноки.

И Клэр вдруг разозлилась на эту самоуверенную женщину-доктора. Да какое она имеет право судить о том, чего толком не знает?

— Вы говорите, те, у кого нет родственников, очень одиноки? Как же вы наивны. Вы не представляете, как одинока я, хоть у меня и живы родители. Они меня совсем не понимают. Да я им и не нужна. Откуда им знать, что для меня хорошо, а что плохо? Ведь они любят не меня, а какое-то абстрактное существо, которое обязано думать, чувствовать и вести себя так, как они. Моя мать говорит, что счастье