и диктаторскими наклонностями (в своем мире он действительно был маленьким диктатором). Ни один обычный человек не справился бы. Даже Стив, который в тысячу раз Бинга больше любил. Времени тщательно проанализировать истинные мотивы Гила у меня не было, но я уверена — помогал он мне не только потому, что я интересовала его как женщина. Вся эта история захватила его. Он был из тех, кто берет сценарий, рвет его на части и запускает на экран таким, каким ему хочется его видеть. И вот теперь он ставил мою драму, такую трогательную, динамичную и абсолютно ирреальную.
Итак, мне предстояло позвонить Стиву и сказать, что сегодня к ним прибудет один из фотографов Гила. Он сделает портрет моего забинтованного с ног до головы мальчика, и если при этом глаза Бинга окажутся широко раскрыты — тем лучше. Затем специалисты сделают со снимка огромный плакат и пришлют его в Рим завтра утром. С этим плакатом мы с Гилом вылетим в Бостон. Гил заверил меня, что в Нью-Йорке его хорошо знают и его американский друг все устроит.
Мы полетим в Штаты как VIP-персоны. Никаких проблем. Просто еще один голливудский трюк.
Господи боже мой, содрогнулась я, как отвратительно это звучит. Трюк. Но с другой стороны, хитро придумано! Огромное драматичное фото Бинга вызовет настоящий шок. Гил был уверен в успехе.
— Мы заставим этих двоих взглянуть на это фото, и если Рассела Хопкинса оно еще может и не тронуть, то мать вряд ли останется равнодушной. То фото, которое ты ей показывала, слишком мало. А тут у нее сложится впечатление, как будто она действительно смотрит на своего второго сына, как будто он рядом. И ей начнет казаться, что в кровати лежит Руди. Она трясется за своего Руди, боится его даже малейшему риску подвергнуть, а позволить Бингу отправиться на тот свет у нее и подавно духу не хватит. Что ж, обработаем этих Хопкинсов как следует. Твоя задача — во всех подробностях расписать картинку и добавить драматизма, а я буду на подхвате.
На том и порешили.
— Вряд ли это возможно, — с сомнением покачала я головой.
— Невозможно только мертвого к жизни вернуть, Крис, все остальное возможно. Пока Бинг жив, надо все испробовать. Чаще всего срабатывают именно самые безумные на первый взгляд идеи. Надо только верить. Мы предстанем перед этими двумя с фото Бинга в руках и с верой в успех. И я уверен, что мы вернемся назад с близнецом и он спасет жизнь брату.
Меня замутило, в голове застучало, но я справилась с тошнотой.
— Не знаю, разрешат ли сделать это фото. Бинг относится к разряду тяжелых пациентов.
— Ради бога, долой это упадническое настроение! Объяснишься с врачами, они ведь знают насчет близнеца, правда? Отлично… скажешь им, почему необходимо фото. Ребенку это поднимет настроение, если боли не слишком сильные, развлечет. Скажи мужу, пусть придумает что-нибудь про статью в газете, малыша это только порадует.
Я кивнула.
Да, Бинга это действительно развлечет. Если в нем хоть искорка жизни осталась, то он обязательно заинтересуется.
Постепенно шальная идея захватила и меня. Я перестала высказывать недоверие и полностью отдалась в руки человека, который пытался сотворить для меня чудо.
Мы уехали из больницы на такси, но, как ни странно, я даже бровью не повела, когда в первый раз после этой аварии садилась в машину. Слишком много других забот навалилось.
Гил поселил меня в отеле «Хасслер», в котором совсем недавно останавливались Хопкинсы. Это шикарное местечко располагалось на самом верху знаменитой Испанской лестницы, на ступенях которой сидели римлянки с огромными корзинами цветов.
В Риме стояло настоящее пекло, но в отеле было относительно прохладно.
По пути к лифту я поймала взглядом знаменитую статую Рема и Ромула — мальчиков, вскормленных волчицей. Рем и Ромул — неразделимые братья-близнецы. Бинг и Руди. А кто же тогда волчица? У меня вырвался истерический смешок. Бедная Анна! Она никогда не прикладывала своих сыновей к груди. Мать из нее неважнецкая. И все же, все же в итоге она не позволит собственной кровиночке взять и умереть.
Гил настоял на том, чтобы остаток дня я провела в кровати роскошного номера.
Несмотря на все те деликатесы, которыми меня пытались соблазнить, есть мне не хотелось, но я все же перекусила немного, чтобы окончательно не обессилеть. Вечером я приняла снотворное и заснула со спокойной душой. Наш план продвигался успешно — телефонный звонок в больницу оказался удачным. Вначале они наотрез отказались травмировать психику тяжелобольного ребенка камерами и вспышками, но потом осознали всю серьезность положения и пошли навстречу.
Потом я поговорила со Стивом. Муж не стал возражать. Он придерживался того же мнения, что и Гил, — люди с камерами позабавят малыша. Стив, конечно, пытался развлечь его книгами и все такое, но фотографии — это хоть какая-то перемена, которая скрасит долгие тоскливые часы.
— Думаешь, это необходимо? — спросил он меня.
Я сказала, что это единственный выход из положения. Анна закрыла для нас все двери, надо постараться достучаться до нее, здесь все средства хороши, даже самые дикие и невероятные. «Ты же сам должен понимать», — добавила я.
Стив — слишком косный человек и не сразу принял эту идею, но в итоге согласился. Выразил свою благодарность этому парню, Барретту, он так много для Бинга делает! И поинтересовался, как там у меня с финансами. Я ответила, что Гил договорился со своим американским другом насчет долларов, мы ему потом в Англии все вернем.
Я попрощалась с мужем, легла в постель и закрыла глаза, представляя своих мужчин вдвоем в одной палате и раздумывая о предстоящей битве. Настроена я была не столь оптимистично, как Гил, может, виной тому мое плохое самочувствие, а может, угрызения совести за эпизод с Гилом. Хотя случись это снова, я и глазом бы не моргнув все повторила, даже из чистой благодарности. Что значит моя честь в сравнении с жизнью Бинга?!
На следующий день мне удалось побороть свое нетерпение. Я валялась в постели, читала, писала Бингу открытки. Гил почти все время отсутствовал, дел у него было невпроворот.
— Не думай, что я забросил тебя, милая, просто мне кажется, что не стоит утомлять тебя разговорами, — сказал он мне. — Полежи, отдохни, наберись сил.
Билеты до Бостона были уже куплены, назавтра нам предстояло путешествие на другой конец света.
Гил съездил в аэропорт за фото Бинга. Надо же, как быстро все получилось! Я сидела на кровати, руки, сжимавшие плакат, тряслись. Сердце мое словно наизнанку вывернули. Я смотрела, смотрела и не могла оторваться.
С чистого, идеального качества снимка 35 х 45 на меня смотрел Бинг. Огромные глаза широко раскрыты, и в них — боль и безмолвная мольба о помощи, об избавлении от страданий. «Мольба о жизни», — подумалось мне. Личико такое юное, курносый, усыпанный веснушками нос, застенчивая улыбка. Волосы взъерошены, руки сложены вместе, одна из них забинтована. И все тело в бинтах.
Снимок трагический и в то же время просто чудесный. На мгновение мне даже показалось, что мой сын здесь, рядом со мной, и я разразилась горькими рыданиями. Гил обнял меня и гладил по голове, пока приступ не отпустил меня.
— Теперь тебе должно полегчать, бедная моя девочка. Согласен, фото шокирует, но именно этого эффекта мы и добивались. Будем надеяться, что его чертова мамаша тоже растрогается.
— Она сама говорила, что он как две капли воды на Руди похож… снимок должен ее в самое сердце ранить… и мистера Хопкинса тоже. О, Гил, ни у кого не хватит духу обречь этого маленького курносого мальчика на страдания и смерть, правда ведь, правда?
— Я просто уверен в этом.
Фото так и осталось у меня, я не разрешила забрать его. В эту ночь Бинг был рядом со мной, такой близкий, такой родной.
Я старалась убедить себя, что выглядит он немного лучше, чем в последний раз, когда я его видела, но прекрасно понимала — это самообман. Он сильно похудел, глаза ввалились. Лучше ему явно не становилось, пересадка не сотворила чуда. С каждым часом Бинг скатывался все ближе к пропасти, за которой — смерть.
Эта мысль убивала меня.
