воде, это совсем другой уровень игры. А если Эдвина не сможет раскрыть в себе талант актрисы, вся затея может обернуться дешевым фарсом.
Эдвина!
Похоже, он воспринимал ее несколько односторонне. Она как алмаз. Стоит повернуть его к свету разными гранями – он тут же заиграет новыми цветами. Вне всяких сомнений, она истинная леди, изысканная и утонченная. Но как она могла решиться противостоять шантажисту? К тому же она не гнушается занятием торговлей. А еще она президент и основатель женского общества, которое борется за образование для женщин! Автор благотворительных проектов, занимающаяся поиском спонсоров для финансовой поддержки обучения женщин!
Последним начинанием общества была программа помощи тюрьмам. Члены общества снабжали одеждой и обеспечивали финансовую поддержку женщин, которые только что вышли из долговой тюрьмы, и помогали им пройти профессиональное обучение, которое дало бы возможность устроиться на работу. Занятия вели сами дамы, а также они привлекали к преподаванию своих слуг. Пройдя обучение, бывшие узницы находили работу швей, работниц молочных ферм, посудомоек. Эта деятельность женского клуба впечатляла Прескотта, напоминая ему о милосердии дорогого его сердцу директора Данна.
Данн, несомненно, приветствовал бы помощь Прескотта Эдвине. Впервые за несколько недель, которые прошли после смерти директора приюта, Прескотт испытывал радость.
Фанни подошла к Прескотту, распространяя вокруг запах розовых духов.
– Сегодняшний вечер, возможно, окажется для вас с Эдвиной вызовом, брошенным всему обществу.
Прескотт поставил на столик пустой бокал и повернулся к Фанни:
– Разве только один этот вечер?
– Я и вы абсолютно чужие люди, поэтому я буду говорить начистоту. – Фанни вскинула голову. – Они никогда вас не примут. – Фанни не обязательно было объяснять Прескотту, что, говоря «они», она имела в виду английское аристократическое общество.
– Разумеется, не примут. Но это не имеет никакого значения, потому что они будут вынуждены мириться с моим присутствием.
– Здесь вы не правы: это всегда будет иметь значение. Потому что при всей своей исключительности Эдвина – создание этого самого общества и, что еще более важно, она дочь графа Вуттон-Баррета. Хотя девочка старательно притворяется независимой особой, она страстно жаждет любви и одобрения отца.
– Как и любой человек, – пожал плечами Прескотт. – Знаю по собственному опыту, что уважение и одобрение близких людей придает сил в жизни.
– Значит, вы все понимаете.
– Да. – Однако тонкости взаимоотношений Эдвины и ее отца Прескотта не касаются. Его задача – вывести на чистую воду и остановить шантажиста. И если все пойдет по плану, Прескотт никогда не встретится с графом Вуттон-Барретом. – Я уверен, что мы с Эдвиной прекрасно справимся со всем, с чем нам сегодня придется столкнуться.
– Нисколько не сомневаюсь. Майкл говорит, что вы, Прескотт, не робкого десятка и вам палец в рот не клади.
– По-моему, это комплимент…
– Но только не забывайте, что ядовитые стрелы, для защиты от которых у вас имеется непроницаемая броня, могут глубоко ранить Эдвину.
– Какие еще стрелы могут меня ранить? – неожиданно услышали они голос Эдвины.
Прескотт повернул голову и посмотрел на Эдвину. От волнения у него перехватило дыхание.
Эдвина стояла на пороге. Она была похожа на ангела, сошедшего с иконы, чтобы принять участие в пиршестве с простыми смертными. И как у настоящего ангела, ее одеяние было смелым в своей простоте.
На Эдвине было девственно-белое полупрозрачное платье с блестящими белыми шелковыми лентами, собранными как раз в нужных местах, чтобы привлечь взгляд к ее рельефной фигуре типа «песочные часы». Первая лента в выгодном свете показывала ее лебединую шею. Следующая – находилась под грудью, подчеркивая щедроты, которые любой мужчина мечтал бы исследовать. Остальные ленты акцентировали грациозную узкую талию и роскошные бедра. Такая же блестящая белая лента была вплетена в черные как смоль локоны Эдвины, а на обеих ее перчатках – от запястья к локтю – тоже были полоски белого шелка. В ушах у нее красовались простые, но изысканные бриллиантовые серьги. На ней не было ни ожерелья, ни других украшений, кроме белого кружевного веера, который висел у ее талии. Этой женщине не хватало только крыльев за спиной – и она вознеслась бы в небо, своим неземным очарованием увлекая туда мужчину.
Но несмотря на впечатление невинности, которое производил этот наряд ангела, спустившегося с небес, черные как ночь глаза Эдвины светились совсем не невинным светом. В них отражалась не искушенность, а интеллект, который перечеркивал образ непорочного ангела. И все это вкупе с ее прелестно изогнутыми бровями, аристократическим носом, пухлыми губами и заостренным подбородком придавало ей исключительное очарование. Ее прямой смелый взгляд выдавал силу характера, и, глядя на нее, никто не сомневался, что перед ним настоящая женщина из плоти и крови.
Прескотт понимал, что именно сочетание всех этих черт рождало неизгладимое впечатление от ее образа, которое усиливал тот факт, что одетую как ангел вдову сопровождал жених. И этот жених был далеко не святой.
Прескотт перевел дыхание и покачал головой, все еще не веря своим глазам. Поклонившись, он тихо произнес:
– Вы сегодня обворожительны, миледи.
– Благодарю вас, Прескотт, – произнесла Эдвина дрожащим от волнения голосом.
Затем Прескотт повернулся к Фанни:
