– Понимаете, в последнее время я отвлекся от своей грусти.
– Вас отвлекла вся эта интрига с шантажистом?..
– Верно. Но не только это. Видите ли, вы тоже меня отвлекли…
Эдвина недоуменно заморгала, стараясь осознать смысл его слов. Может быть, он просто пытается снять со своих плеч обузу и откреститься от поездки на вечеринку в имение Кендриков? Но нет. Он же сказал, что она тоже его отвлекла. Она, Эдвина.
Ее мысли заметались. Неужели Прескотт больше не хочет оставаться вместе с ней? Может быть, раз в имение Кендриков поедут Дженел и Джинни, он считает, что вполне можно справиться и без Эдвины?
Она в панике выпалила:
– Я не претендую на то, что этот план целиком моя заслуга. На самом деле это, мягко говоря, не совсем соответствует действительности. – Господи, какую чушь она несет! – Но по-моему, я могу внести в него реальный вклад и считаю, что моя роль во всем этом очень важна.
Прескотт остановился.
– О чем вы, Эдвина? Это вам, а не кому-нибудь другому угрожает шантажист!
– Ах да… разумеется… – Она кусала губы, поражаясь самой себе и своей чудовищной оплошности, которая чуть не выдала ее с головой. – О чем я только думала?
– Я имел в виду мое… влечение к вам.
– Ко мне?..
– Ну да. Это отвлекло меня. И навело на мысль, что, наверное, я не любил Кэт по-настоящему, если, встретив вас, так быстро почувствовал к вам влечение. Вы понимаете?
– Ах! – воскликнула Эдвина и нахмурилась. – Да, конечно, понимаю. – На самом деле она ничего не понимала, но боялась, что Прескотт сейчас замолчит и перестанет говорить о том, что так ласкало ей слух – о своем влечении к ней.
– Мне только нужно было переступить через свое уязвленное самолюбие и признать, что мы с Кэт не созданы друг для друга. Я почувствовал огромное облегчение, когда это понял. Теперь мы с Кэт сможем оставаться друзьями.
– Замечательно, – сказала она и подумала: «А как же насчет влечения ко мне, о котором он упомянул только что?»
– Вы правда так считаете? – Прескотт облегченно вздохнул. – У меня просто камень с души свалился.
– Я очень рада…
– У меня такое ощущение, что я вновь обретаю почву под ногами. Я еще не полностью пришел в себя, но все плохое теперь позади. Мое деловое предприятие сдвинулось с мертвой точки. У меня есть ощущение какой-то цели впереди…
– Все это так… замечательно. – «Он когда-нибудь заговорит снова о своем влечении ко мне?»
Прескотт подошел к Эдвине вплотную.
– Вы уже это говорили, Эдвина.
– Ой, правда?
– Да, вы повторяетесь. – Взяв ее за подбородок, он провел тыльной стороной ладони по щеке. Его прикосновение обжигало. – Но довольно разговоров обо мне. Я хочу поговорить о нас с вами.
Сердце у Эдвины замерло.
– Если желаете, мы можем продолжить беседовать о вас…
– Вы-то сами этого хотите?
– …или мы можем поговорить о влечении, о котором вы упомянули вскользь…
– Ах да. Значит, о влечении… Меня влечет к вам. И поэтому я становлюсь чересчур колючим.
После их прогулки в Гайд-парке Прескотт все время думал об этом и в конце концов пришел к выводу: привлекательность Эдвины и отсутствие у него долгое время женщины сделали его чрезмерно уязвимым и ранимым. Воздержание не беспокоило его до тех пор, пока он не начал проводить время с Эдвиной – значит, это явилось следствием сочетания двух этих факторов. Иначе почему он так разгорячился, когда речь зашла о браке и о детях? И почему думает о покойном муже Эдвины с раздражением?
– То, что вас влечет ко мне… Плохо это или хорошо? – хрипло прошептала Эдвина.
Он ласково провел пальцами под ее подбородком. Потом его рука медленно скользнула вниз по нежной шее Эдвины к ее пышной груди. Прескотт почувствовал восхитительный жар в ее теле. Она вся затрепетала, и ее губы раскрылись, как будто она задыхалась.
– Меня очень, очень сильно влечет к вам. Просто ужасно, – пробормотал он, прижимаясь губами к ее виску и вдыхая легчайший ландышевый аромат духов. – Это влечение начинает принимать угрожающие размеры…
Его лицо было так близко, что, когда Эдвина закрыла глаза, ее ресницы коснулись его щеки.
– Так что… что мы будем делать с этим влечением? Как вы думаете? – Ее дыхание щекотало его ухо.
Прескотт тяжело дышал, его сердце выстукивало бешеное стаккато желания.
– Я предлагаю его утолить.
