— Уже поздно, — выпаливаю я.
Джеймс выглядит удивленным:
— Девять часов.
Я смотрю на часы.
— Семь минут десятого, — говорю я, начиная чувствовать себя по-идиотски. Я пытаюсь придумать какую-нибудь тему для разговора, кроме моего превращения в двухметровую уродину. Мне в голову приходит вполне закономерный вопрос: — Послушай, но если ты не ходишь в школу, то почему ты записан?
— Я не записан.
— Нет, записан, — настаиваю я. — Моя подруга должна брать интервью у новеньких, и твое имя есть в ее списке. Разве что есть еще один Джеймс, который сегодня не пришел.
Он медлит с ответом на пару мгновений дольше, чем следует.
— Это распространенное имя, — говорит он.
— Ага, среди странников.
Он резко поднимается.
— Уже поздно. Тебе, наверное, надо идти.
Я смотрю на него снизу вверх, сбитая с толку таким внезапным поворотом событий. Он подает мне руку, помогая подняться, я машинально ее беру, и он так резко тянет меня вверх, что я ударяюсь о его грудь. Он бормочет извинения таким расстроенным голосом, что мне остается только промямлить в ответ, что все в порядке. Я открываю рот, чтобы поинтересоваться, не могло ли быть так, что он записался, а на следующий день его поразила внезапная амнезия, но, видя серьезное выражение его лица, я вовремя останавливаюсь. Возможно, его секреты стоят того, чтобы их хранить.
— Пожалуйста, не говори своим родственникам, что я здесь, — мягко просит он. — Я хочу оставаться в тени.
— Ясно, — отвечаю я, думая, что нетрудно будет держать в тайне историю о том, что меня застукали подглядывающей в окно, как последнего извращенца. Неловко пожелав ему доброй ночи, я поворачиваюсь и направляюсь к пролому.
Его голос настигает меня, когда я уже на полпути:
— Я был рад снова тебя увидеть, Софи.
Когда я оборачиваюсь, он уже опять сидит на ступеньке крыльца и смотрит на меня.
— Я тоже, — отвечаю я, сама удивляясь тому, насколько это правда.
Глава четвертая
Верный своему слову, Джеймс не приходит в школу ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра. Я понимаю, что для его же пользы мне следует организовать что-то вроде кампании по борьбе с прогулами, но прямо сейчас моя жизнь заполнена другими вещами. Поскольку Влад и его друзья приезжают в школу рано утром и слоняются по коридорам допоздна, может показаться, что у меня масса времени для того, чтобы припереть их к стенке, извлечь из них немного информации и на этом считать дело законченным.
Но это не так.
Вот почему я вынуждена тратить свое драгоценное свободное время на то, чтобы прятаться у дверей класса, где проходят занятия по ораторскому искусству. Линдси сказала, что Невилл записался в их клуб в первый же день, и теперь он там вне конкуренции. Так что на данный момент я готова затащить его в женский туалет и загнать в кабинку, если только это поможет мне начать этот дурацкий проект. Восхищенный смех, доносящийся из-за двери, говорит о том, что они там еще надолго, поэтому я устраиваюсь на полу возле двери и пытаюсь резюмировать то, что мне удалось узнать о других моих объектах.
Проще всего оказалось расколоть Виолетту, но это еще ничего не значит. На второй день она записалась во Французский клуб, став пятым его членом. Я председатель клуба, но она говорит почти бегло. Когда я спросила ее, училась ли она во Франции, она только моргнула в ответ, ответив: «Гувернантки». И хотя здорово, что нашелся кто-то, говорящий достаточно хорошо, для того чтобы обсудить что-то, кроме погоды и физических характеристик наших одноклассников, она не перестала жаловаться на своего невнимательного возлюбленного. Она нашла где-то свой источник журналов, и почти на каждом уроке английского вручает мне потрепанный «Гламур» с загнутыми уголками на большей части страниц и спрашивает мое мнение. Не знаю, с чего она взяла, что я источник знаний о мальчиках, но я не спешу разоблачать мою неопытность, опасаясь, что тогда не смогу получать ответы на личные вопросы, которые ловко вворачиваю в наши беседы. На данный момент мне удалось выяснить, что ее любимый цвет — фиолетовый, она любит кататься на лошадях в парке и они с друзьями приехали из северной части штата Нью-Йорк.
— Смотри, — сказала она однажды перед уроком английского, уклоняясь от ответа на мой вопрос о каникулах ее мечты и указывая пальцем на заметку в разделе об отношениях. — Здесь говорится, что вполне приемлемо целоваться на первом свидании. Это правда?
— Конечно.
— Значит, так много лет у меня все было шиворот-навыворот, — сказала она, готовая расплакаться.
— А ты когда-нибудь думала о том, чтобы встречаться с кем-то еще?
Она только отрицательно покачала головой:
— Нет, я не могу с ним порвать. Он обязан мне всем. И я не позволю этому повториться снова, слышишь? Не позволю.
Тогда я решила отложить битву на следующий день, возможно, предварительно вооружившись книжками из серии «Помоги себе сам». Учитывая то, что я никогда не видела, как она ест, я подозреваю, что она питается исключительно психологическими консультациями.
Марисабель оказалась гораздо более сложным объектом. Хотя по расписанию она должна быть со мной на французском, она так ни разу и не пришла на урок сказать «repetez, s'il vous plait». Я слышала, что она проводит большую часть времени в туалете, жалуясь на жизнь другим девушкам, прогуливающим уроки. Они всегда одеваются в черное, хранят верность высоким армейским ботинкам и носят потрепанные книги «Под стеклянным колпаком»[3] в объемистых сумках через плечо. Я их побаиваюсь, поэтому до сих пор жду случая встретить ее без этой банды. Пока безуспешно.
А тут еще Джеймс. Я не должна даже думать о нем. Джеймс — не моя проблема, он проблема Линдси. В сущности, самая большая ее проблема.
— Я сегодня допрашивала отдел по посещаемости, — бушевала она на журналистике, пролистывая свои записи. — Он вообще ни разу не приходил в школу! Я сказала об этом мистеру Амадо, чтобы он позволил мне убрать его из списка, но он ответил, что иногда журналисту приходится приложить некоторые усилия, чтобы найти свой объект.
Тогда я только нервно улыбнулась в ответ и сказала, что я ее понимаю. Даже сейчас я чувствую себя виноватой в том, что скрываю местонахождение Джеймса, тем более что, как мне кажется, мое молчание связано скорее со страхом, что Линдси меня опередит, чем с данным Джеймсу обещанием. Ничто не мешает мне рассказать ей что-нибудь, что позволило бы мистеру Амадо вычеркнуть Джеймса из списка. Я должна это сделать. И я это сделаю.
Нахмурившись, я просматриваю блокнот и размышляю, сколько еще неудач я должна претерпеть, чтобы превратиться в настоящую стерву, когда вдруг слышу два голоса, доносящихся из-за угла, — один мужской, другой женский, и оба сердитые. Я поспешно прячусь за дверью открытого кабинета; они, скорее всего, через секунду уйдут, и я смогу вернуться к надзору за группой ораторского искусства.
— Марисабель, я уже говорил. Это политика, — раздосадовано произносит голос, который я определяю как голос Влада. Пока что большая часть знаний о нем досталась мне из вторых рук — от
