— Делай по-своему, — шепчет он мне на ухо, — но я хочу, чтобы ты знала: не надейся, что я отстану от тебя, пока все не придет в норму.
Да неужели. Я поднимаю руку и держу ее до тех пор, пока мне не удается привлечь внимание мистера Бэра, когда он в очередной раз оглядывается проверить, слушаем ли мы его. Он выглядит удивленным.
— Мисс... МакГи? — с трудом припоминает он мое имя.
— Можно мне пойти к медсестре, пожалуйста? — умильно прошу я. — Мне не очень хорошо. Мне казалось, это пройдет, но, боюсь, меня стошнит, если я просижу здесь еще хоть секунду.
Мистер Бэр борется с педагогической нерешительностью; поскольку идет только первая неделя занятий, я для него пока неизвестная величина. После продолжительной паузы он находит среди завалов на своем столе стопку розовых пропусков, быстро пишет что-то на одном из них и кладет его на мой стол.
— Сделайте к среде упражнения на странице восемьдесят три и поправляйтесь, — говорит он и снова отворачивается к доске.
Я собираю учебники, когда Джеймс поднимает руку и, не дожидаясь разрешения, говорит:
— Мистер Бэр, я тоже не очень хорошо себя чувствую,
— Тогда опусти голову между колен и подожди, пока тебе не станет лучше, — не оборачиваясь, отвечает мистер Бэр, очевидно, прекрасно понимающий, чем чревато подписание двух пропусков одновременно.
— Но, мистер Бэр, — снова говорит Джеймс еще более умоляющим голосом, — если вы посмотрите на меня...
— Нет. Ты сможешь выйти, когда вернется мисс МакГи.
Бросив торжествующий взгляд на Джеймса, я выхожу с высоко поднятой головой и сердцем, полным восторга оттого, что мистер Всемогущий Вампир был поставлен на место правилами хождения по коридорам. Восторг не покидает меня до тех пор, пока я не осознаю, что меньше всего на свете мне сейчас хочется идти к медсестре. В библиотеку без специального пропуска не пройти, а оставаясь сидеть в коридоре, я рискую попасться на глаза любому блуждающему по школе учителю. Я отправляюсь в холл, где собирается музыкальная группа, решив проверить состояние Линдси. Если она играет на кларнете в восемь утра, я буду знать, что она находится по меньшей мере на стадии восстановления. Однако как раз тогда, когда я подхожу к последнему повороту, в поле моего зрения, ковыляя вразвалку, появляется приземистая фигура мисс Кейт. Я ныряю в ближайший туалет; там пахнет розовым мылом и дешевыми бумажными полотенцами, но, к счастью, там, кажется, никого нет.
Я забираюсь на боковую батарею; вполне можно немного поработать. Но как только я начинаю листать альбом с фотографиями выпускников, из последней кабинки вдруг раздаются захлебывающиеся рыдания и затем звук яростного царапания. Первая моя мысль — бежать. Но тогда я рискую попасться прямо в лапы мисс Кейт. Загнанная в тупик, я пытаюсь игнорировать усиливающийся шум, но когда я слышу ожесточенные удары по раковине, я уже не могу сдержаться. Подкравшись поближе, я осторожно стучу в испещренную пятнами зеленую дверь кабинки:
— Ты в порядке? Тебе нужно что-нибудь? — спрашиваю я. — Платочек, мокрое бумажное полотенце... — Я замолкаю, оглядывая туалет в поисках чего-нибудь полезного. Кусочек жеваной жвачки? Окурок? Половинка наклейки с надписью «Котенок Дива», что бы это ни значило? — Ты уверена? — уточняю я. — Звучит так, словно ты пытаешься смыть себя в унитаз.
Дверь распахивается, так что я едва успеваю отскочить и избежать резкого удара по носу. На пестрой плитке пола на корточках сидит Марисабель, сжимая ножницы с таким видом, словно это Святой Грааль.
Представляю себе выражения, которые последовательно мелькают на моем лице: «Черт, она вампир», затем «Черт, я не должна знать, что она вампир» и затем «Черт, думаю, она сейчас поняла, что я все-таки знаю, что она вампир». Если бы даже она не умела читать мысли, я бы все равно сейчас полностью раскололась. Марисабель поднимает руку, и я инстинктивно вздрагиваю, ожидая, что она потянется к самым аппетитным частям моего сердца. Но вместо этого она пренебрежительно машет рукой.
— Ах, оставь, — произносит она и затем, видя мое озадаченное выражение лица, добавляет: — Мне плевать на то, что ты все знаешь, и я не собираюсь рассказывать об этом Владу. Надеюсь, его идиотский план провалится.
Она поворачивается к стене кабинки и возобновляет свой труд; хлопья зеленой краски дождем сыплются к ее ногам. Она проделала достойную работу, стирая граффити, но я все еще могу видеть несколько надписей, беспорядочно разбросанных по стене и гласящих: «Здесь был Влад + Девчонка с Плохим Вкусом». Соскабливая надпись под держателем туалетной бумаги, она орудует ножницами так яростно, что ударяется локтем о сиденье унитаза.
— Как они вообще умудрились написать это здесь? — раздраженно восклицает она.
— Влюбленные девушки очень гибкие, — замечаю я и тут же понимаю, что сморозила глупость, когда Марисабель, словно обезумевшая от горя, прекращает скоблить стену.
— Ты думаешь, они влюблены в него? Это я влюблена! — всхлипнув, восклицает она, после чего с еще большим рвением возвращается к порче имущества. — Были ли они вместе с ним в течение пятидесяти лет? — вопрошает она, повышая голос до крика, чтобы заглушить все скребущие звуки. — Нет! Охотились ли они на дрянных маленьких белочек, когда он просил об этом, хотя он знал, что у них фобия грызунов? Нет! Поменяли ли они свое имя с Мари на Марисабель, потому что ему показалось, что так оно будет более «вампирским»? Нет! — издает она заключительный вопль, всаживая ножницы в стену так глубоко, что они остаются, подрагивая, висеть там. Чуть погодя она приглаживает волосы и вытаскивает ножницы из стены. — Забудь, что ты это видела, — произносит она пугающе спокойным голосом.
Кажется, сейчас самое время ретироваться к мисс Кейт.
— Ну что ж, кажется, тебе уже лучше, — говорю я, — так что я пойду...
— Подожди! — кричит она. — Как ты думаешь, мы друг другу подходим?
— Кто? Ты и Влад?
— Нет, ты и я, — говорит она с самым серьезным видом, но потом закатывает глаза. — Да, я и Влад.
Надо издать закон, запрещающий вампирам шутить.
— Я вряд ли могу об этом судить.
Марисабель прищуривается.
— А ты попробуй.
— Я думаю, что, возможно, вы отдалились друг от друга за эти годы, — быстро произношу я.
Марисабель мрачно кивает. Первый раз, с тех нор как я ее знаю, она одета в штаны: винтажные джинсы, Изящно протертые на коленях. Несмотря на все, что я о ней знаю, выглядит она совершенно невинно — обычная соседская девчонка, которая выбрала неправильных друзей. Кусая губы, она поворачивает голову, еще раз оглядывая результаты своего вандализма и рассматривая врезанную в дерево угловатую «В».
— Влад не всегда был таким, — задумчиво замечает она. — Когда мы впервые встретились, он был таким обаятельным.
Мне трудно поверить, что Влад хоть когда-то был обаятельным, но Марисабель выжидающе смотрит на меня, и я понимаю, что останусь у нее в заложниках до тех пор, пока мы не закончим наш девчачий разговор по душам.
— Ну, — неуверенно предполагаю я, — люди могут сильно измениться за... сколько там? Пятьдесят лет?
— Плюс-минус пара лет, — подтверждает она. — Первый год был прекрасным. Он тогда даже рискнул съездить со мной в Грецию. Мы не могли загорать на пляжах, но я нигде больше не видела таких теплых и таких восхитительных ночей. Там мы создали вампира. Мы создали его вместе, — Марисабель сдвигает брови, — но потом Влад обезумел и сжег его.
Я всей душой надеюсь, что эта беседа по душам не закончится рассматриванием памятных альбомов.
— Звучит... романтично, — замечаю я, подавляя позывы к рвоте.
— Так оно и было! Но потом он начал тайком исчезать каждые несколько месяцев — «в научных
