заслужили». Она нарушила эту заповедь, притом не раз и не два. Но никогда не делала этого с таким эффектом, как в случае с Оскаром там, на холмах.
Что и было особенно обидно. Две картины того вечера застряли у Дорис перед глазами – выгоревшие пятна на сетчатке после прямого взгляда на слепящее солнце ее собственных чувств. Первая: Кевин и Рамона обнимаются на фоне крыши в лунном свете… Целуются – все, хватит об этом, что тут она может сделать? И вторая – большое круглое лицо Оскара, когда она дала ему пощечину и убежала. Лицо – шокированное, непонимающее, выражающее боль. Никогда она не видела ничего подобного, даже отдаленно напоминающего эту страдальческую мину. Обычно Оскар будто бы носил маску; торжественно- бесстрастная или гротескно гримасничающая, все равно это была маска. А в тот вечер Дорис увидела настоящее лицо, скрывавшееся под ней.
Итак, весьма недовольная собой, в конфликте с генетическим императивом «будь вежливой с людьми», однажды вечером после работы Дорис оседлала велосипед и отправилась к дому Оскара.
Входная дверь отсутствовала – весь южный фасад дома был разворочен в ходе инноваций, затеянных Кевином. Дорис обогнула дом, вошла в боковую дверь, ведущую через каморку для стирки белья в кухню, и постучала.
Дверь открыл Оскар. В первый момент, когда он увидел, кто явился, брови его сошлись на переносице. Но – не более того. Всем своим видом Оскар заявлял: «Я абсолютно спокоен».
Да, тогда она видела другое лицо. Ошеломленное лицо человека, заработавшего лунный удар. (Дорис была уверена, что такой существует; он даже болезненнее солнечного.)
– Послушай, Оскар, я сожалею о том вечере на холмах, – единым духом выпалила Дорис. – Я тогда была сама не своя…
Оскар поднял руку, останавливая пулеметную очередь слов-горошинок.
– Входи, – коротко сказал он. – Я тут общаюсь с родственниками из Армении.
Дорис проследовала за ним. В комнате мерцал телеэкран; на нем виден был двор, освещение давали несколько лампочек, развешанных, словно иллюминация, на ветвях дерева. Белый стол уставлен бутылками и бокалами; вокруг стола сидит целая шайка бандитского вида усатых мужчин, рядом женщины с черными, как смоль, волосами. Все как один уставились с экрана прямо на Дорис, лишь та вошла в комнату. Смутившись от неожиданности, Дорис произнесла:
– Там сейчас, должно быть, полночь…
Она услышала свое замечание в компьютерном переводе на армянский. Люди за столом рассмеялись, один что-то сказал. Телевизор в комнате Оскара, немного подумав, отчеканил синтезированным голосом:
– Когда лето, мы днем спим, а бодрствуем ночью; спасаемся от жары.
Дорис кивнула – мол, понятно. Оскар, глядя в зрачок над экраном, произнес задушевным тоном:
– Друзья мои, до чего приятно было всех увидеть! Но сейчас я расстаюсь с вами. Надо ехать. До встречи через месяц! Люди на экране заулыбались, заговорили наперебой: «До встречи, Оскар!», прощально махали руками. Оскар отключил звук.
– Люблю я эту банду, – сказал Оскар по пути из комнаты в кухню. – Они без устали приглашают приехать, навестить… Согласись я, пришлось бы пробыть там целый год, чтобы, не обидев никого, погостить в каждом доме.
Дорис снова кивнула и сказала:
– У меня самой есть такие же родичи. Заботливые родственники – всегда хорошо. Но еще лучше такие, которые вообще не дают о себе знать. – Затем опять приступила к делу: – Послушай, я серьезно сожалею о позавчерашнем…
– Уже слышал, – грубовато прервал Оскар. – Извинения приняты, хотя в этом совсем нет нужды. Тот вечер оказался для меня прекрасным.
– Неужели? Про себя я бы такого не сказала. Что же с тобой такое превосходное случилось?
Оскар лишь посмотрел на нее бесстрастным взором.
«Ага, – догадалась Дорис, – наверное, он сердится на меня – там, под маской».
– Можно я вытащу тебя пообедать? – вслух произнесла она.
– Нет. – Он моргнул. – Во всяком случае, не сегодня. Ты же слышала, я сказал только что – уезжаю. На гонки.
– Гонки?
– Если пойдешь со мной, мы, может, что-нибудь сообразим. Например, там есть хот доге.
– Хот доге?.. – протянула она.
– Такие маленькие говяжьи сосиски.
– Мне известно, что это такое! – рявкнула Дорис.
– Значит, тебе известно достаточно, чтобы решить, едешь ты со мной или нет.
На самом деле Дорис не знала, что такое «хот доге», просто ей не хотелось доставлять Оскару удовольствие видеть ее любопытство.
– Хорошо, – произнесла она. – Пошли.
Оскар уговорил Дорис ехать на машине, чтобы не пропустить начало. Оскар припарковался в южном Ирвине на краю до отказа набитой стоянки, расположенной позади вытянутого стадиона. Из его бетонной чаши доносился низкий рокот.
– Шум как от завода, – сказала Дорис. – На чем они гоняют?
