— У тебя кто-то есть, Рома?
— Не в этом дело.
— У тебя кто-то есть? — закричала я.
— Да нет у меня никого.
— Тогда что же?
— Я не хочу жить с тобой.
— Думаешь, я с тобой хочу? Да я просто так позвонила! Думаешь, ты мне нужен? Да у меня любовник молодой! Он на мне жениться хочет!…
— Извини меня, Никит…
— Я изменила тебе! Ты слышишь? И мне было очень хорошо!…
— Ты не заводись, ладно? Хочешь, пойдем вместе позавтракаем?
— Да пошел ты знаешь куда?
Я кричала так, что перекрикивала гудки в телефоне.
Достала из бардачка валерьянки.
Снова набрала Ромин номер. Телефон был отключен. Вот свинья.
Этого не может быть, потому что просто не может быть.
Я выпила валерьянку.
Расплакалась. Меня бросил муж.
Нажала на газ. Не было никакого смысла куда-то ехать.
Я свернула в сторону химчистки. Надо забрать пальто. Потом заехать в магазин, купить стиральный порошок.
Потом застрелиться. Жизнь потеряла всякий смысл.
Колонотерапия — это клизмы по-научному.
Катя увлеклась ими с таким же рвением, с каким еще недавно изучала йогу. Каждый день с 4 до 5 сухонькая женщина в белом докторском халате вставляла шланг в ее прямую кишку и закачивала по нему специальный состав, имевший своей целью промывание кишечника. К шлангу, вероятно, была приделана портативная камера.
Потому что изображение своих внутренностей с 4 до 5 Катя рассматривала на плоском мониторе, как научно-популярный фильм. Под комментарии женщины в белом халате.
Курс состоял из 10 процедур по 80 долларов.
После первой процедуры Катя позвонила в состоянии легкой эйфории.
— Представляешь, — прошептала она в трубку, словно боясь, что ее услышат, — у меня глисты. Я видела их прямо на экране. Это отвратительно.
— Наверное, съела что-нибудь, — предположила я, думая о том, что у Кати с ее девицами и поездками еще и не то может быть.
— Доктор сказала, что глисты есть почти у всех. — Катя словно читала мои мысли. — Тебе тоже надо пойти.
— Обязательно.
У Барона Мюнхгаузена в распорядке дня с 4 до 5 был «подвиг». У Кати — клизма.
Я лежала на полу своей ванной и смотрела в потолок.
В конце концов, почему бы не сделать клизмы? Но только пусть приходят сюда и делают их прямо здесь.
Я немного поплакала.
Я все время думала об этом юноше. Который сейчас у таджиков.
Я пыталась представить его. Наверное, красивый. Высокого роста. С темными грустными глазами. И тонкими длинными кистями рук.
Почему-то я представляла такого юношу, которого хотелось жалеть.
Он сказал, что его бьют. Что у него на глазах повязка.
Наверное, у него связаны руки. Затекли и болят.
Ему дают пить? И есть?
Его не насилуют?
Образы грязных пьяных таджиков, сдирающих одежду с темноволосого юноши, разрывали мое сердце на миллиарды острых и ядовитых осколков, которые рассыпались по моим внутренностям. Но я никак не могла прогнать эти образы. Как вообще таджики относятся к гомосексуализму?
Я взяла телефон.
Одновременно он прошептал: «Message». Потом чуть громче: «Message». Потом еще чуть громче. Я
