— Зачем вы шутите так?
— Я… — Сен-Герман замолчал и тенью скользнул к распахнутой двери. — Я слышал какой-то голос, герефа. Похоже, женский, но точно не поручусь.
Ранегунда, опешив, сморгнула, затем поняла.
— Ладно, я разберусь, кто тут был, — сказала она с деланным раздражением.
Сент-Герман послал ей одобрительный взгляд и повернулся, отвешивая поклон спускавшемуся с пятого этажа капитану.
— Доброе утро, капитан Амальрик. Надеюсь, дежурство было спокойным?
— Все ничего, если бы не зверский холод, — проворчал капитан, останавливаясь. — Вечером я прихвачу с собой два плаща. И надену жилет на меху. — Он кивком указал на дверь: — Что-то случилось?
— Похоже, ночью там кто-то работал, — сказал Сент-Герман. — Герефа пытается выяснить кто.
— Хм. — Капитан Амальрик, пожал плечами, показывая, как мало его это заботит. — Ночью был шторм.
— Да, — кивнул Сент-Герман. — Но вы ведь не спали.
— Не спал, но припомнить ничего не могу, — отозвался офицер, стягивая перчатки.
— Возможно, вы слышали что-нибудь, капитан Амальрик? — спросила Ранегунда из швейной.
— Кажется, до меня пару раз донеслось чье-то пение.
— И вы не поинтересовались, кто тут полуночничает?
Капитан шумно вздохнул.
— Нет, герефа. Мне тогда пришлось бы отойти от огня, а это запрещено. Кроме того, я не могу представить, кто мог бы тут шляться. Лично я не стал бы этого делать даже за кружку сидра и ломоть зрелого сыра.
Ранегунда уловила намек.
— У поваров вы все это найдете. — Кивнув капитану, она посмотрела на Сент-Германа. — В принципе я довольна вашей работой, но мне нужно с вами кое-что обсудить. Зайдите ко мне в оружейную, когда я вернусь из деревни.
— Конечно, герефа, — сказал Сент-Герман и, приложив руку ко лбу, пошел вниз по лестнице, следом за капитаном.
Ранегунда, оставшись одна, еще раз осмотрела станок и, чтобы унять нервную дрожь, крепко стиснула руки. Вот странность, девчонкой ей было все нипочем и она пробиралась в комнаты колдунов, испытывая восторженный трепет. А сейчас при виде каких-то там узелков ее всю трясет — и не от холода, а от какого-то непонятного страха. Что его вызывает? Дурные предчувствия? Но их уже сонм, и они роятся все гуще. Она вспомнила свой разговор с Сент-Германом и залилась краской стыда. Не стоило откровенничать с ним, но, как ни странно, это и вправду принесло ей некое облегчение. Ранегунда вздохнула и с особым тщанием осенила себя крестным знамением, надеясь, что Христос Непорочный прольет часть своей благосклонности не только на нее, но и на вверенную ее попечению крепость.
Завещание бывшего бременского торгового посредника Карала, составленное 21 декабря 938 года.
«Во имя Христа Непорочного я, верный подданный короля Оттона Карал, ранее бывший жителем ныне разоренного Бремена, решаюсь со смирением в сердце сделать последние распоряжения в отношении принадлежащих мне мирских ценностей и недвижимости в преддверии моего смертного часа. Мои пожелания записывает сестра Колестина из монастыря Святейшего Милосердия, где я оказался, после того как меня подобрали в окрестностях Люнебурга, захлопнувшего ворота перед такими, как я, что подвигает меня предварить свое завещание описанием последних дней моей жизни.
Отвергнутые, мы двинулись дальше на север в поисках хоть какого-нибудь приюта, но менее чем через день пути я свалился от боли во внутренностях и меня принесли в этот монастырь, где добросердые и приветливые монахини с радением и приязнью ходили за мной. Однако боли усиливаются, давая понять, что моя кончина близка, и я принимаю это как благо.
Хотя мой родной город разграблен, до меня дошли сведения, что принадлежащий мне дом, находящийся в квартале Каменотесов, уцелел. Я оставляю его своему племяннику, носящему мое имя, если он жив. Если же в десятилетний срок он не сыщется, сей особняк пусть перейдет к близлежащей церкви Мучеников Агаунума для основания странноприимного заведения, привечающего мне подобных — обездоленных и гонимых людей. Этой же церкви я оставляю три золотых франкских ковчежца со всем их содержимым — в надежде, что тамошние служители Божьи призреют мой дом, до тех пор пока не отыщется упомянутый племянник или пока они сами не вступят во владение.
Что касается моей жены и детей, то они мертвы, и мой род на том прекращается, о чем я, утратив богатство свое, скорблю много менее, чем мог бы скорбеть в лучшие для меня времена. Но все же мне хочется оберечь семейство мое от всепоглощающего забвения, в связи с чем я прошу отметить мою могилу надгробием, на котором вместе с моим именем упоминались бы имена всех членов моей семьи. Перечень имен оставлен сестре-настоятельнице, дабы она впоследствии передала его каменотесу. Пусть тот также высечет на могильной плите изображение змеи, дважды оплетающей крест, а на самой могиле пусть посадят тысячелистник.
Прошу известить о моей смерти моего дядю в Госларе и передать ему копию этого завещания, чтобы хоть один мой родственник знал, что сталось со мной и с моей семьей.
Тех родственников, которые могут пожертвовать какие-то средства, прошу передать их в призревший меня в последние дни мои монастырь.
Силы мои на исходе, голос слабеет, и поддерживает меня только вера, что Христос Непорочный даст душе моей место на Небесах. Я оставляю земную юдоль в темное время года, но воспринимаю это не как дьявольский знак, а как знамение, что все мрачное в моей жизни закончится, а навстречу мне воссияет свет славы Господней.
ГЛАВА 6
Беренгар недовольно поморщился.
— Что ж, если хотите, покажите свое мастерство.
Сент-Герман поднялся со скамьи и в соответствии с правилами местной учтивости поднес руку ко лбу.
— С вашей стороны это очень любезно, правда, я не играл уже более года.
— За год пальцы многое забывают, — ухмыльнулся в ответ Беренгар.
— Посмотрим, — уронил Сент-Герман и взял цитру в руки.
Общий зал пропах сырой шерстью и потом. Здесь собралась большая часть обитателей крепости Лиосан. Разомлевший после ужина люд отдыхал, наслаждаясь теплом и приятным ощущением сытости.
Пентакоста, сидевшая около Беренгара ослепительно улыбнулась и облизнула губы кончиком языка.
— Сыграйте нам что-нибудь такое, чего мы не слыхивали, иноземец.
— Если получится, — сказал Сент-Герман и глянул на Ранегунду: — А что хотелось бы услышать вам, герефа?
— Я полагаюсь на ваш вкус, — ответила она, затем прибавила: — Что-нибудь новое. Репертуар Беренгара мы знаем.
Сент-Герман присел к столу, подкрутил колки и взял несколько пробных аккордов.
— Струны надо бы заменить, — заметил он, повернув голову к Беренгару. — Эти уже
