чтобы погрузить меня в мир своих детских переживаний'
Но даже без этого легкого обмана я прекрасно понимал ее чувства, быть может, сказывалось то, что я совсем недавно пусть и мельком, но ознакомился с ее прошлым. И если я не ошибаюсь, Змея никак не походила на своего отца, чьим именем пугали всякого человека в городе с определенным уровнем достатка. Асани хоть и осталась верна принципам своей торговой семьи, но все же была человеком, а не жадным духом золотого демона.
До сих пор городские малыши любят пугать друг дружку рассказами о золотом человеке из лесного особняка, который приходит ночью и предлагает тебе всевозможные нужности и вкусности. Вот только эти предметы с восходом солнца оказывались не такими, какими были под покровом ночи. Они превращались в обглоданные кости или даже кровоточащую плоть. И несчастные родители малыша, осчастливленного таким подарком, утром находили свое дитя мертвым.
Естественно, каждая такая история в меру усилена 'устрашалками', детское воображение даже мощнее моего. Я завидовал детям, которые могли изменить свое восприятие мира без всякой магии.
Страшные сказки про страшного человека, вот только жаль, что в этих сказках была доля правды.
Не могло столько слухов появиться на пустом месте, сама Асани являлась подтверждением этой мысли! Сколько про нее сплетен ходило, и, да, многие из них были правдивы. Неужели папочка Асани и в самом деле воровал невинные детские души, а потом с упоением варил их в огромном костяном чане, мерзко хихикая и обильно эякулируя?!
Хорошая у меня соседка, что и говорить, с хорошей наследственностью. Хорошая, потому что не получила в наследства этот самый 'дар', если он и был, конечно…
— Но, конечно, никто не собирался сообщать этой 'мерзкой дурочке с глупостями в голове', — продолжала Асани, — о настоящей сущности гостя. А гость был что надо! Драные одежды, аромат давно немытого тела, чумные блохи размером с собаку… что и говорить, этот старик всячески пытался скрыть свою силу. Но плохо у него это получалось! Плохо! Если даже я, такая маленькая и несмышленая, смогла разглядеть его сущность, то что и говорить о моем отце, да сгниют его кости в семейном склепе!
Асани сжала кулаки, закусила губу и на время замолчала, давая утихнуть толи своему гневу, толи своей горечи.
Я не пытался вмешаться в ее борьбу с прошлым, все что я мог, я уже сделал. И мои действия возымели действие, Асани смогла взять себя в руки. Уверен, из ее поведения исчезли вспышки гнева, происходившие с такой совершенной периодичностью, которой позавидовали бы и приливы.
Пусть мы с Асани никогда не изливали друг другу души, особенно я, не имевший привычки посвящать в свою жизнь никого, мне все равно было известно многое из ее прошлого и настоящего. Сплетни, намеки в наших редких беседах, некоторые интересные документы — для внимательного человека это прекрасный материал для тренировки дедуктивных способностей. Если бы я не пошел по пути мастерства, я бы стал прекрасным шерифом на беду всем ворам и убийцам Города.
Тоже своего рода созидание, пусть и не столь очевидное как механика, судьба у меня такая — создавать. Но речь не о том, не дело было отвлекаться на самолюбование, зря что ли Асани решила излить мне душу.
— Можешь не продолжать, — мой тихий голос вырвал торговку из паутины прошлого, ее взгляд постепенно сфокусировался на мне. — Я, кажется, знаю продолжение этой истории. Осталось только понять — зачем? Зачем ты мне решила ее рассказать?
Змея молчала, не торопясь отвечать на мой вопрос. Несколькими минутами позже я догадался, что она сомневалась в силе моих умственных способностей. Вот ведь… Змея! Вот кто она! Я бы расхохотался, если бы обстановка позволяла, но…
— Да, понял я, понял, — сдерживая смех, сказал я. — Твой отец заточил волшебника в этом месте, возможно, подвергал его невиданным пыткам, со временем ваш гость попытался бежать. Эти лица, — я обвел рукой каменные портреты на стене, — уверен, что это лица живых, реально существовавших людей, того времени. Маг попытался создать… портал… дверь… окно, скажем так, да. Окно, которое вывело бы его из заточения, но у него не вышло. Он упустил нечто важное. А после он отдал все свои силы, чтобы создать это.
Асани молчала. Я тоже замолчал, но по ее лицу я увидел, что мои рассуждения оказались верными, если и не полностью, то саму суть тайны я все же разгадал.
— Как ты догадался? Я думала, мне потребуется целый год развязывать этот узел, даже не знала, что и рассказывать тебе, — промолвила все же она.
— Художник, всегда узнает знакомую технику.
Кажется, общение с магами-гномами дурно на меня повлияло, начал разговаривать загадками.
— С каких пор ты стал художником? — как-то зло прошипела Асани.
Асани что, удивила моя спокойная реакция на темную историю ее милой семейки?
— Послушай, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь и не надо делать такое лицо, будто я предлагаю тебе наикислющий лимон из своих запасников. Да, я понимаю, и будь любезна, послушать меня. Почему ты должна отвечать за чужие ошибки? За что ты коришь себя?
— О чем ты говоришь?!
— Не делай вид, что ты меня не поняла.
— И все же?
— Какая ты упертая порой! Ты винишь себя за то, что сделал твой отец. Может быть, ты даже веришь в эти религиозные бредни об оплате родительских долгов детьми?!
— А разве я не виновата?! Он…
— Что ты могла сделать? Вот что? Отвечай мне!
— Ничего! — гневно выкрикнула Асани.
От ее по-детски звонкого голоса в каменном лесу раздался легкий звон.
— Раз ничего, то и винить себя не имеет смысла, — спокойным голосом начал проповедовать я. — У тебя тогда не было под рукой улыбчивого маньяка-убийцы и оружейника с орлиным глазом. А все эти бредни по переходящий по наследству долг, будь то духовные или денежные долги, придумали жрецы, которым специально заплатили, чтобы они проповедовали эти идеи. Иначе как бы ростовщики смогли продвинуть этот закон? Вот и все! И нечего себе выдумывать какой-то высокоморальный долг, обет, судьбу и тому подобное. Все мы люди и порой не способны повлиять на чужие действия.
— Почему ты не стал проповедником, у тебя неплохо получается, — недовольно пробурчала Асани, она точно была зла на то, что я не ужаснулся ужасам ее ужасной семьи! — Вот прям взяла сейчас и перестала винить себя, какой ты умный! Зачем я только тебе все это рассказала?! Какой же ты дурак тупоголовый, ничего ты не понимаешь!
Она еще что-то бурчала, как старая бабка, у которой украли из корзинки два червивых яблочка. Я не обращал на это внимание. Сама успокоится, проанализирует, поймет, примет мои идеи. Она для того мне и рассказать захотела все это, чтобы я мог… отпустить ее грех. А в итоге, вместо того, чтобы отпускать сей грех, я почему-то сказал, что никакого греха у нее и не было! Так ужасно всю жизнь жить сознавать что-то, что ты должен помнить, а потом оказывается, что 'это' и не надо помнить. Бедняжка, такие проблемы на нее свалились… Она росла в бесчувственной обстановке, как антикварная мебель, неудивительно, что она не умеет правильно принимать и отдавать чувственное.
Я, немного отстранивший от внутренних переживаний Асани, вернулся к созерцанию окружающих меня сюрреалистических красот. Впрочем, вскоре мне это поднадоело, окружающее пространство и не думало меняться, оно все так же сверкало переливами невиданных цветов, но я уже сумел выделить цикличность чудес. Даже светлячки летали по одной и той же невидимой дорожке, прочерченной в воздухе умирающим магом.
Я не зря сравнил свое мастерство с мастерством заморенного мага. Его последнее произведение было точно таким же, как и мои машины. Они логичны, их действия четко продуманы и не могут меняться со временем, как бы ни хотелось. Именно из-за этого, не открылся портал у мага, и за столько лет в этой пещере ровным счетом ничего не изменилось — я мог это сказать со сто процентной уверенностью. В воздухе пещеры витал аромат чего-то 'прошедшего'.
Не зря же Асани потянуло на откровенности, затянувшийся рубец, опять начал кровоточить. Уверен, что она давненько не захаживала в это подземелье. Она и так знала тут каждый камень, как отрезанные
