— Час от часу не легче, — заворчал я. — Только условился о нем не думать, как сразу мне под нос суют улику, а затем, сразу ее отбирают!
— Не пытайся бежать от проблем, — посоветовала Асани. Я хмуро посмотрел на нее. — Сейчас мы ничего не узнали и у нас есть дела, ты сам говорил. Джеронимо, — телохранитель посмотрел на госпожу полными боли глазами, — мы поговорим об этом эльфе позже, если захочешь.
Он кивнул и уставился в пол.
— А до тех пор, прошу, отложи эти мысли в сторону и не изводи себя.
Он-то отложит, а мне что делать? Хотелось, схватит ублюдка и вытрясти из него информацию, страх делал меня хуже зверя. Асани это поняла и решила отложить обсуждение на потом. Если ей удастся разговорить Джеронимо, она сообщит мне.
Эх, придется набраться терпения.
— Квинт, мы поели, отдохнули? — спросила она. Я кивнул. — Джеронимо, ты проверил местность, все безопасно? — Телохранитель кивнул. — Значит, действуем по плану. Ты, Квинт, возвращаешься домой и ждешь, если что пойдет не так, оставь мне весточку.
— Как?
— Как угодно, уверена, что смогу понять ход твоих мыслей, в крайнем случае, я буду искать тут. — Я кивнул, соглашаясь. Асани продолжила: — Я же отправляюсь в суд и буду требовать возмещение ущерба и всего такого, ты понимаешь. Ты все это время работал и не заметил сражения. В такую версию с легкостью поверят, про тебя ходят самые дикие слухи.
— Вот уж спасибо! — я не мог не поворчать, но в данном случае был согласен с Асани.
— Когда ты мне потребуешься, я свяжусь с тобой. Если у меня будут неприятности, ты первым узнаешь об этом.
— Надеюсь, у тебя их не будет, — искренне пожелал я.
— Это уж какие карты на руки придут, — ухмыльнулась Асани и поднялась с кровати. — Уберитесь тут, я буду ждать на выходе.
На том наше совещание закончилось. Думаю, забавно выглядело, что двое взрослых, повидавших жизнь мужчин, подчиняются какой-то женщине. Для патриархов Города подобное положение вещей было бы немыслимо, но ни я, ни Джеронимо не видели ничего зазорного в том, чтобы подчиняться женщине. Тем более если это была Асани. Такая женщина и должна управлять Городом, она бы смогла железной рукой направить развитие общества в нужную сторону. Она бы стала матерью нового века!
Ужас, куда меня занесло. Эти фантазии немного меня успокаивали все то время, что мы прятали припасы. Джеронимо молчал и выглядел весьма странно, я не пытался его разговорить. Меня полностью захватила фантазия — Асани на огромном троне, а я охраняю ее покой, а потом… позже… эх мечты…
От работы я распалился, от фантазий и того больше. Мое тело горело внутренним огнем, мышцы поддергивались от напряжения. Заканчивая с установкой крышки, я не мог отделаться от мысли, что не смогу спокойно смотреть на Асани. Она полностью захватила мое сознание, как и все, что хотела заполучить. К сожалению, я никак не мог произвести на нее впечатление, она была выше меня и не могла снизойти до мирских забот, которые одолевали меня.
Ее мастерство было сродни моему, она полностью отдавалась своим проектам, забывая, об окружающем мире. Точнее, меняя его. Если моя работа была направлена скорее на меня самого, то ее — на весь окружающий мир. Я не знал, чего она хотела добиться от жизни, но верил, что это нечто великое!
Иначе быть не могло.
Я же мог только поглядывать на нее, предаваясь соблазнительным мечтаниям. Как и все женщины, она хотела простого счастья, но Асани готова была бросить эти желания на алтарь своей мечты. Она выбрала, чем пожертвовать в своей жизни, ожесточилась, но стала сильнее. К ней теперь не подобраться с глупыми предложениями о браке, о жизни. Разве могут богиню удовлетворить какие-то человеческие глупости, у нее нет времени для них.
Проще говоря, Асани отдала своего не родившегося ребенка в уплату будущих побед. Я мог ее понять, так как сам отдал многое из своих юношеских желаний. Мы оба могли понять друг друга лучше, чем кто бы то ни было. В этом было наше счастье и наше проклятие. Видя боль друг друга, мы сбивали себя с того пути, который выбрали. Я не мог заставить Асани бросить все ради меня, не мог и сам бросить свою деятельность ради нее. Это эгоизм, но в нем была наша сила. Путь к цели сметает все на своем пути.
Боюсь, что чем больше мы будем общаться, тем сильнее будем ранить друг друга. Асани не могла не понимать этого. Я пытался оградить ее от боли, но сам зачастую был причиной нарушения ее душевного равновесия.
Я запутался и мне требовался отдых, чтобы поразмыслить. Проблема была не такой простой, как могло бы показаться мне раньше. Этим утром свет озарил то, что я не мог увидеть — мы с ней могли бы стать… хорошей парой.
Как не смешно было признавать, но это было так.
Закончив со стеной, я направился к выходу. Асани поджидала нас, нетерпеливо постукивая ступней по земле. Она походила на быка, готовящегося к нападению, по ее орлиному взгляду легко было понять, что вскоре кому-то не поздоровится.
— Мы закончили, — сказал я.
Асани кивнула и, не глядя на меня, попрощалась. Она старательно прятала от меня глаза, но я все равно почувствовал в ней какую-то неуверенность. Решимости спросить, что с ней, у меня не хватило. Джеронимо понурой тенью последовал за Асани, телохранитель выглядел отвратительно, но мою голову занимали совершенно другие мысли.
Я остался в одиночестве, прислушиваясь к тихим шагам соседки. Опомнившись, я крикнул ей:
— Идите к северо-востоку, вдоль желоба, там путь безопасней. Опасайтесь ям, на них решетки непрочные!
Не знаю уж, слышали они меня или нет, судя по шагам, Асани и так двигалась в том направлении. Любой, у кого были глаза, выбрал бы тот путь, а Джеронимо за ночь, уверен, успел изучить весь завод и прилегающую к нему территорию.
Дождавшись, когда шаги стихнут, я направился в подземелье.
До дома я добирался гораздо дольше, чем вчера. Несколько раз заплутав, вспугнув местную живность, я наконец-то нашел правильный тоннель. Очевидно, ноги подстегнутые опасностью, сами находили вчера дорогу.
Довольно плохое начало дня, да и плутание по канализации плохо сказались на моем настроении. Проще говоря, я кипел от злости вперемешку с негодованием. И не на ком было злость сорвать, вот что плохо! В мастерской царил мой любимый творческий беспорядок, который в тот день меня раздражал. Я принялся собирать инструменты, подметать стружку, выбрасывать испорченные детали, никуда не годные заготовки и тому подобный хлам.
За все то время, что я работал над куколкой, я ни разу не делал уборку. Стружка громко хрустела под ногами и норовила проколоть прочную кожу сапог. Как это я раньше умудрялся не поранить ноги? А, вот почему — от лестницы до верстака была вытоптана тропинка. Следы моих широких ступней виднелись то тут, то там. Надо же, как удивительно, словно отработка сама отползала в стороны.
Впрочем, чему я удивляюсь? Пора бы и привыкнуть к своим чудным чудесам.
Сама же куколка была закончена более, чем наполовину. Я умудрился изготовить скелет, большую часть внутренних органов, 'натянуть' механические мышцы… проклятие, даже следы в слое стружке выглядели не столь удивительно, как это чудо механики. В неготовом человекоподобном автомате уже прослеживалась грация живого существа, мощь и легкость, красота и надежность — лучшее мое произведение, боюсь, я уже не смогу превзойти себя. Это будет мое лучшее творение.
Я разглядывал куколку, забыв об уборке, любой, кто мог оказаться в моей мастерской, не смог бы оторвать глаз от этой красоты. В груди моей красавицы будто бы росли миниатюрные цветы — шестерни, объединенные в единый блок — сердце автомата. Мышцы, открытые взгляду, были идеальной формы — эластичные металлы, которые сокращались под действием электричества, были прекрасным материалом для них. Прозрачный скелет, словно из хрусталя, байлит менял цвет со временем, что сказывалось на
