Я хотел произнести все это вслух, но не мог набраться смелости. Я всегда отличался робостью, когда дело доходило до чувств. Только поэтому я задал другой вопрос:
— Ну, каков вердикт?
Асани услышала неуверенность в моем голосе, но не обратила на нее внимание. Она изводила меня неизвестностью долгие пять минут! Я весь измучился и готов был уже взвыть, когда она, наконец, сказала:
— Двояко.
— В каком смысле?! — занервничал я.
— Это… сложно выразить словами, — начала Асани, — она прекрасна! Но этих слов недостаточно, они оскорбят тебя.
— Нисколько!
— И все же… она совершенна, я просто не верю своим глазам, ни одного изъяна, изящность линий, мягкость металлов… такое ощущение, что я сплю и вижу чудесный сон. Она похожа на морок, который способен исчезнуть в любой момент. В ней есть что-то нереальное. Я бы назвала это чудом.
— Что ты, какое чудо, — смутился я. — Это результат моих трудов, простой механизм.
— Не говори так, — перебила Асани. — Она же живая, я вижу это, но не могу понять. Ты словно персонаж бульварной книженции, которыми балуется Киж. Те самые, про безумных ученых, собирающих чудовищ в своих подвалах и оживляющих их с помощью молнии. Но в отличие от них, ты создал не чудовище. Это живое существо, совершенное существо!
— Ты уверена?
— Когда ты начал сомневаться в моих словах?
Асани за все время ни разу не посмотрела на меня, но я все равно верил ей. Мог ли я ей не поверить, она подтвердила мои мысли, дала им реальность, доказала своими словами, что я не сумасшедший. Все это не было плодом моей больной фантазии. Я опять громко выдохнул и уже уверенней спросил:
— А почему двояко?
— Что?
— Ты сказала, что твои впечатления… двояки.
— А, не бери в голову.
Она махнула рукой и повернулась ко мне. Ее широкая улыбка заставила мое сердце затрепетать. В глазах Асани горели какие-то веселые искорки.
— Вижу, почему она занимала все твое внимание. Тебе было проще баловаться с безвольной куклой, чем с живым существом, да? — она погрозила пальчиком и прищурилась. — Ой, какой нехороший. Но теперь она живое существо и достойна уважения. Не смей больше с ней играть.
— Чего? — мне подумалось, что у Асани помутнение рассудка.
— Чего-чего, дурак. Приятно, что ты выразил свою любовь… так, — она кивком указала на Куколку. — Но мог бы и просто сказать мне.
Я долго моргал и пытался понять, о чем говорила Асани, затем перевел взгляд на свое творение и понял. Большего сходства можно было бы добиться только зеркалом. Я стал красным, как спелый томат.
— Ну… так получилось, — смог пробормотать я.
— Спасибо, — искренне сказала Асани и, подойдя ближе, поцеловала меня.
Пора было падать в обморок, что я немедленно и сделал. Это был ее лучший яд, которым любой человек желает отравиться. Удивительно, как все это время я умудрялся быть столь слеп? Но эта глупость смогла сыграть мне на руку, творя, я добавил важный элемент в Куколку.
И это была любовь.
Я очень не хотел открывать глаза, но вынужден был сделать это. Потому что Асани не переставала дергать меня за мочку уха.
— Прекрати, — попросил я.
— А ты прекрати строить из себя барышню, удумал тут еще в обмороки падать. Ты мужчина или кто? Впрочем, судя по той ночи в Печи, нет!
Спорить с Асани было глупо, да я и не хотел, она-то давно поняла все, что касалось нас. Не могу представить, каких трудов ей стоило сдержаться и не заколоть меня в порыве гнева. Имела право! Нет ничего страшнее, чем женщина.
Я накрыл ладонь Асани своей. Мне приятно было просто прикасаться к ней, на большее смелости в тот момент не хватило.
— Может быть, лет через сто, ты станешь более уверенным и прикоснешься к моему колену. И тогда это назовут самым знаменательным событием в Городе, — издевалась Асани.
— Твой яд как всегда при тебе, — ухмыльнувшись, сказал я и сел.
— А что ты ожидал от женщины, которая уже несколько лет хочет от тебя добиться хоть чего- нибудь?!
— Да, ты имеешь право быть недовольной, — согласился я.
— Тогда ты обязан расплатиться хоть с частью долга.
— Это как?
— Все тебе, дураку, объяснять надо, — буркнула она и поцеловала меня.
Этот поцелуй длился очередную вечность, взрывом запечатлевшись в памяти. Я бы снова рухнул в спасительный обморок, но Асани не позволила. Она кусала мои губы и делала много такого, о чем я читал только в срамных книгах. Никогда не думал, что знатные женщины способны на такое. Мне всегда казалось, что такое… проклятие, о чем я думаю?!
Пока разум занимался своим делом, мое тело уже готово было к бою. Я начал задыхаться от переполняющих меня чувств и смог вымолвить только:
— Давай не тут.
Говорить было сложно, учитывая, что Асани не спешила отцепиться от меня, но намек был и так ясен. Было довольно стыдно заниматься подобным в присутствии постороннего, даже, по сути, родственника — моей, хм, дочери и сестры Асани.
— Не сейчас, — сказала Асани, дав мне передохнуть, — ты и так готов взорваться от легкого прикосновения. Давай просто посидим.
Я только кивнул и обнял ее.
Тепла наших тел было достаточно, чтобы разогреть котел паровой машины. Мы оба наслаждались простой близостью и не хотели разрушать обретенного с таким трудом мира. Даже жесткий пол казался вполне удобным, он вскоре нагрелся от наших тел. Все буквально подталкивало к тому, чтобы сбросить последние ограничения и дать выход страсти. Но ни я, ни Асани не хотели этого делать в присутствии Куколки, разорвать объятия было выше наших сил.
Казалось, что на один бесконечный миг мы обрели способность читать мысли друг друга. Нам не требовались слова, мы обходились только прикосновениями, которые совпадали с желаниями. Не осталось ничего: ни сомнений, ни страхов. Я и Асани оказались заключены в защитную оболочку личного пространства, в которое не могли проникнуть проблемы внешнего мира.
Я пытался сконцентрироваться на своих ощущениях, но получалось это плохо. Разум просто отказывался подчиняться, он походил на норовистую лошадь, которая сбрасывает всадника и устремляется прочь в спасительные заросли. Чувства же оглушали, я мог почувствовать самый тонкий аромат, который исходил от тела Асани, мог почувствовать стук ее сердца, мог многое.
Но, к сожалению, это не могло длиться вечно. Наши тела вскоре затекли, и требовалось хоть чуть- чуть подвигаться, чтобы разогнать застоявшуюся кровь. Делать этого ужасно не хотелось, умиротворение, укрывшее нас, было сильнее. Мы заворчали, начали возиться, словно только что проснулись.
— Ну, что? — спросила Асани.
Я пожал плечами. Она сидела, уткнувшись мне в грудь, и не могла увидеть моего жеста, но смысл и так был понятен — пора вставать.
— Ужасное состояние, словно подвесили на веревочке, — пробормотала Асани, отстраняясь.
Мои руки попробовали ее остановить, но она оказалась сильнее. Не теряя времени, Асани вскочила
