побыть ни минуты наедине.
Разработанная совместно с психологом тактика постепенного освобождения от неадекватной материнской гиперопеки вызвала со стороны матери бурю негодования и ярости, рассказы всему 'миру' о неблагодарности детей. Разрыв психологической зависимости привел к разрыву отношений и отъезду матери к более 'благодарным' родственникам. Квартира была оставлена государству, а не детям.
Трагична может быть судьба личности, когда механизм замещения направлен на самого себя, когда не другой, а я сам являюсь объектом собственного либидо, когда я аутоэротичен в широком смысле этого слова. Это позиция эгоистической, эгоцентрической личности.
Для понимания механизма обращенности влечений на самого себя рассмотрим динамику чередования двух полярных позиций в индивидуальной истории личности. Эти полярности представлены оппозициями 'активный- пассивный', 'субъективный-объективный'.
В первый отрезок жизни человека, девять месяцев в промежутке между зачатием и рождением, позиция человека лишена какой-либо полярности. Отношения между матерью и плодом — связь симбиотическая. Оба симбионта находятся во взаимозависимости друг от друга. Плохо матери — плохо ребенку. Плохо ребенку — плохо матери. Человеческий младенец — самое беспомощное существо, биологически меньше всего оснащенное для самостоятельной жизни сразу же после рождения. Его жизнеобеспечение полностью зависит от другого человека. Ребенок находится в пассивной, объектной позиции. Он объект любви, он предмет заботы. Мать ухаживает за ребенком, кормит его (это — физиологическое обеспечение), ласкает его, воркует над ним (обеспечение психологического комфорта). Находясь в пассивной позиции, ребенок получает от матери объекты влечений и либидо, и танатоса. Тем самым формируются эти влечения, они получают свою завершенность, опредмечиваются. Но ключевая роль остается за матерью.
С приобретением самостоятельности ребенок начинает сам выбирать объекты для своих влечений. Но эта активная субъектная фаза может и не развиваться, может статься, что ребенок застревает в пассивной позиции, когда все его окружение (мать, отец, семья, педагоги, другие социальные институты) отказывает ему в праве самому выбирать, решать, что ему делать, чем ему заниматься, какие влечения удовлетворить, какие нет, прислушаться к своему бессознательному (т. е. чего ему хочется); предугадывая все его желания, ему не дают возможности совершить работу выбора, работу субъекта. Социальное окружение формирует сверхсильную цензуру Сверх-Я, через которую и идет управление поведением ребенка.
Ребенка безумно любят, ласкают, заботятся о нем. В такой позиции он не научится сам любить. Единственный, кого он может любить — это он сам. Субъектность проявляется только по отношению к себе, опять та же узость замещения. Самовлюбленный Нарцисс — это символ аутоэротичного замещения. Если брать сексуальное отклонение, то это проявляется в эксгибиционизме.
Следующий вид переноса — уход (избегание, бегство). Личность уходит из той активности, которая доставляет ей дискомфорт, неприятности как реальные, так и прогнозируемые.
Анна Фрейд посвятила уходу целую главу в своей книге 'Я и защитные механизмы'. Она приводит в ней уже ставший классикой пример ухода.
На приеме у нее был мальчик, которому она предложила раскрасить 'волшебные картинки'. А.Фрейд видела, что раскрашивание доставляет ребенку огромное удовольствие. Она сама включается в это же занятие, видимо с тем, чтобы создать атмосферу полного доверия для начала разговора с мальчиком. Но после того, как мальчик увидел рисунки, раскрашенные А.Фрейд, он напрочь отказался от своего любимого занятия. Отказ мальчика исследовательница объясняет страхом пережить сравнение не в свою пользу. Мальчик, конечно же, увидел разницу в качестве раскрашивания рисунков им и А.Фрейд [78].
История с другим мальчиком демонстрирует довольно изощренную подготовительную работу по использованию техники ухода. Мальчик увлекается футболом, достигает успехов в этом виде спорта. Его старшие друзья положительно оценивают его успехи и допускают в свои игры на равных. Но вскоре ему снится сон, в котором манифестируется реальный страх: он играет в мяч, его соперник по игре, огромный верзила, так сильно бьет по мячу, что ему кое-как удается избежать удара. Мальчик в страхе просыпается. Дальнейшая совместная с психоаналитиком интерпретация сна показала, что гордость мальчика от сознания, что он допущен в компанию более взрослых ребят быстро трансформируется в страх. Он боится, что ему будут завидовать, зависть этих парней может обернуться агрессией против него. После сна мальчик теряет интерес к футболу, резко снижается его спортивное мастерство. В конце концов он бросает занятия футболом. Резко сужается сфера активности его личности. А.Фрейд эту технику так и назвала 'Сужение Я' [78]. По сути, в ее названии отражено следствие использования данной психозащитной техники. Ф.Е.Василюк называет этот механизм 'сужением психологического пространства личности' [16].
Уход — это уход от чего-то. У ухода есть исток, начало. Но у него, кроме того, почти всегда есть продолжение, есть финальность, направление. Уход — это уход во что-то, куда- то. Энергия, отнятая от деятельности, которую я покинул, должна быть связана на другом объекте, в другой активности. Как мы видим, уход — это опять же замещение объектов. Уход из одной активности я компенсирую приходом в другую. Тот же мальчик-футболист, покинувший спорт, начинает компенсировать эту потерю усиленными интеллектуальными занятиями, а в последующем достигает определенных успехов в поэзии.
Сфера мыслительной деятельности представляет массу возможностей для замещений в виде ухода. Западногерманский психолог Д.Дёрнер считает, что мыслительные операции нацелены не только на решение проблемы, но и на создание чувства компетентности, чувства способности контролировать и решать ситуацию, с которой индивид сталкивается впервые и решение которой не задано всем предыдущим опытом. И для того, чтобы сохранить и поддержать чувство контроля над событиями, человек пользуется различными формами ухода.
Восприятие собственной некомпетентности, актуальной невозможности решать ту или иную проблему притупляется, вытесняется тем, что человек уходит в ту часть проблемы, которую он решить может. Благодаря этому он сохраняет чувство контроля над реальностью. В научной сфере конкретными формами такого ухода являются бесконечная работа с литературными источниками, составление картотек, библиографии; тщательное, детальное планирование исследования; бесконечная работа над программированием на компьютере и т. д.
Уходом в научной деятельности является и постоянное уточнение объемов понятий, критериев классификации, маниакальная нетерпимость к любому противоречию. Все эти формы ухода представляют собой горизонтальное бегство от действительной проблемы в то мысленное пространство, в ту часть проблемы, которую и не нужно решать или которая решится сама по ходу дела, или которую индивид в состоянии решить.
Другая форма ухода — вертикальное бегство, которое состоит в том, что мышление и тем самым решение проблемы переносится из конкретной и противоречивой, трудно контролируемой реальности в сферу сугубо мыслительных операций, но мыслительные модели избавления от конкретной реальности могут настолько далеко обсграгироваться от самой действительности, что решение проблемы на замещающем объекте, на модели имеет мало общего с решением в реальности. Но чувство контроля если не над реальностью, то хотя бы над моделью сохраняется. Однако уход в моделирование, в теорию, вообще в область духа может зайти так далеко, что путь назад, в мир реалий, напротив, забывается. По большому счету, уход в науку, философию, в сферу духа очень часто обеспечивается гораздо большей возможностью воссоздать чувство контроля и власти именно в этих областях, нежели в житейских ситуациях. Но не попасть бы в ситуацию Фауста, который горько признавался: Я философию постиг, Я стал юристом, стал врачом… Увы: с усердьем и трудом И в богословье я проник, — И не умней я стал в конце концов, Чем прежде был… Глупец я из глупцов!
(Пер. Н.Холодковского)
Примечательно, как точно обозначил Гете состояние Фауста, делающего такое открытие. Это — состояние тревоги, беспокойства.
Далее в монологе Фауста в одном только восьмистишии Холодковский вслед за Гете трижды обозначает этот, как бы сейчас сказали, экзистенциальный вакуум: Фауст вопрошает уже риторически, уже с ответом самому себе: Еще ль не ясно, почему Изныла грудь твоя тоской, (1) И больно сердцу твоему, (2) И жизни ты не рад такой? (3) Живой природы пышный цвет, Творцом на радость данный нам, Ты променял на тлен и хлад, На символ смерти — на скелет!..
