– Сколько кораблей, целый лес! – восторженно воскликнул Алеку, явно преувеличивая, и увлек Нерадзакиаса за собой через площадь на ту улицу, где стояла тюрьма.
У ворот тюрьмы толпились горожане. С криком и шумом они ломали ворота и разбивали окна.
– Налегай! Налегай! – кричал Алеку, подбегая к ним, и, размахнувшись топором, изо всех сил всадил его в дубовый навес.
Тот заскрипел от натуги, но не подался. Тогда горожане принялись сбивать камнями большой висячий замок на воротах тюрьмы.
Забыв все остальные слова, Алеку повторял:
– Бей! Бей! Чтобы ничего не осталось! Ничего!
Толпа еще раз навалилась на ворота. Они распахнулись, створки их гулко ударились о стены.
Не рассчитав движения, Алеку упал, но тут же вскочил и снова побежал по двору. Кожа на его руках была содрана во многих местах, лицо вздулось от ушиба, но он не чувствовал боли.
– Где Георгий? Я должен найти Георгия! – возбужденно повторял он.
После долгих блужданий по коридорам тюрьмы он ворвался в какое-то темное, вонючее помещение, напоминавшее пещеру. Там были люди, похожие на серые тени, но среди них он не видел своего сына. А вдруг французы его расстреляли? За день, может быть, за час, перед самым приходом эскадры?..
Алеку толкнул ногой тяжелую дверь и обессиленно привалился к ней. Люди пробегали мимо него, кричали от радости, задевали его своими телами и одеждой. Они обращались к нему с благодарностью, но Алеку будто не понимал ни того, что ему говорили, ни того, что происходило.
Один из пробегавших задержался возле Алеку, взял его за руку и загнул назад его жесткий большой палец. Так делал только Георгий, когда был ребенком.
У Алеку мгновенно пересохло горло. Он поднял голову. Грязный, заросший бородой человек смотрел ему в глаза. Это был сын, Георгий, худой, постаревший, но живой.
Они обнялись.
– Идем к пристани, – заторопил Алеку сына. – Русская эскадра пришла.
– Мы знали, что она придет! – ответил Георгий. – Идем, отец!
Навстречу им, по улице, поднимавшейся к крепости, двигалась большая толпа. Впереди ее бежали французские солдаты. Ружья они держали наперевес, будто готовясь броситься в атаку. Окруженные солдатами, испуганно озираясь, спешили французские офицеры. Среди них Алеку узнал коротко остриженную голову полковника Люкаса.
Покинув батареи, французы торопились укрыться в крепости.
Полковник потерял треуголку. Глаза его были устремлены в одну сторону, туда, где темнели ворота крепости. Он тоже держал ружье; дуло ружья колебалось в его руках как трость.
Озлобленные зантиоты преследовали французов. Сыпались проклятья, ругательства, звучал торжествующий смех. Высокий человек, за которым, как шлейф, волочился плащ, то и дело наклонялся к земле, словно нырял в воду. Он подбирал камни и комья земли, швырял их в Люкаса, без устали выкрикивал какое-то имя.
– Его зовут Анастас, он – учитель. Французы расстреляли его брата, – объяснил кто-то.
– Бей их, Анастас! – отозвалась толпа.
Град комьев и камней снова посыпался на убегавших французов.
– Смотри! – Георгий схватил отца за плечо. Мимо них бежал грек-полицейский во французской форме, тоже с ружьем.
Алеку не сразу узнал его.
– Костас! – напомнил Георгий.
– Глядите! – рявкнул какой-то толстяк. – Глядите, честные зантиоты! Вот бежит французский гальюнщик.
Костас вдруг остановился, обвел толпу взглядом, полным трусливого бешенства. Он поднял ружье, приставил его к плечу и выстрелил. Толстяк сразу сел, схватившись за бедро, но продолжал кричать:
– Пустите его, пусть бежит, ему надо поскорее очистить отхожее место! Для полковника Люкаса!
Сопровождавшие толпу мальчишки оглушительно засвистели вслед Костасу и французам.
Наконец последний французский солдат скрылся в черном провале ворот крепости.
Тем временем Никос и Георгий Алеку пробрались по узким кривым улочкам на Капо-Ларго и остановились у дома графа Макри. Там отбирали людей в отряд для содействия русскому десанту и выдавали фонари всем, кто согласен был указать русским места для высадки.
Отец и сын Алеку также взяли по фонарю и поспешили к морю. Почти у самой пристани им повстречался Нерадзакиас. Он был один, сыновья его присоединились к отряду Макри. Нерадзакиас ловко, словно тушканчик, Перепрыгивал через камни и кучи мусора, наваленные на берегу. Он распоряжался, командовал, направлял людей с фонарями к взморью, расставлял их вдоль берега в тех местах, куда легче было подойти шлюпкам с десантом.
– Отлив, слишком мелко, – предупреждал он. – И много камней.
– Мы поможем, – отвечал Алеку. – Я и добрый человек, который пришел с того света.
Нерадзакиас поднял фонарь.
– Георгий! – обрадовался он.
Алеку захохотал, довольный тем, что ему удалось подшутить над соседом.
– Нет, нет, не Георгий, а совсем другой человек, – смеясь, уверял он. – Я говорю, что он пришел с того света!
Все, кто стоял вокруг, также смеялись, разделяя радость Алеку. А он дивился тому, что на свете оказалось так много добрых людей. И ему захотелось сделать что-то особенное, чем можно было бы отплатить за доброту и за отзывчивость людей.
Став на камень у воды, он старался как можно выше поднять свой фонарь, чтобы русским, которые сейчас там, в море, было виднее. Так он стоял долго, рассуждая сам с собой, говоря себе, что это русские спасли его сына. Ведь если бы русская эскадра не пришла к Занте, он никогда не дождался бы возвращения Георгия; да и все, кто разделял с ним его радость, вряд ли чувствовали бы себя счастливыми.
Снова разгорелся костром огонь маяка на колокольне. Полыхающий свет его заколебался на темной глади рейда и достиг места, где находились шлюпки с десантом.
Толпа на берегу радостно загудела.
Охваченный нетерпением Алеку вдруг прыгнул с камня в море и, по пояс в воде, пошел по световой дороге навстречу шлюпкам.
Головная шлюпка, в которой сидел капитан-лейтенант Шостак, достигла мелководья.
– Каменья, ваше высокоблагородие, – предупредил унтер-офицер. – К берегу не подойти.
Шостак быстро оглядел черные камни, похожие в темноте на спящих черепах.
– Ну, так вброд, ребята. Не впервой! – крикнул он, вскочив с банки, и в изумлении замер, как только взглянул на берег.
Извилистая черта побережья была обозначена с изумительной точностью. Нескончаемая цепь огромных светляков окаймляла берег острова Занте. Высоко над ними вспыхнул огонь маяка на колокольне. И тотчас цепь светляков на берегу порвалась. Один за другим светляки поползли в море, к десантным шлюпкам. Вдалеке послышался гул, напоминавший шум водопада. Он разрастался с каждым мгновением, пока Шостаку и всем, кто был в шлюпках или возле них, не стало ясно, что навстречу десанту спешат люди. Сотни их бежали по воде, вздымая брызги, размахивая зажженными фонарями, крича что-то непонятное, но радостное.
Неприятельские солдаты вряд ли стали бы так кричать. Шостак понял это, когда странные длинноволосые люди в сборчатых кафтанах окружили шлюпку. Они что-то объясняли, показывая на берег, подняв над головой фонари. Желтые отражения огней метались по каменистому дну, словно испуганная стая рыб.
Двое из подбежавших к головной шлюпке зантиотов внезапно ухватились за Шостака и подняли его высоко над водой.
– Они хотят доставить вас на берег! – крикнул с ближайшего баркаса Балашов.
Капитан-лейтенант растерялся. С тех пор как он научился ходить, никто никогда не носил его на руках.
