Калима ищет место окружающего нас мира в человеческой истории. Это она сделала сильно озадачившее нас открытие. И хотя следствия этого открытия очевидны, обсуждать их язык как-то не поворачивается.
— Отто, — сказала она однажды. — Летописей эти люди не ведут. Вся их историческая наука сводится к устным пересказам мазоретов — таких уникальных личностей, как Водопод. Они знают письменность, у них есть даже книги. Но культ Матери не поощряет грамоту, поэтому исторической хроники нет.
— Ну и что? — я даже не повернул головы в её сторону.
— А то, что очень сложно ответить на вопрос, когда точно происходили их исходы-переселения? Мы- то с тобой знаем, что когда откроются Внешние Ворота, они из коридора попадут в лифты, а те отправят их к крейсеру. Мы даже можем предположить, что крейсер отвезёт их на Землю. И я подумала, может, если бы мы знали точную периодичность их исходов, мы бы припомнили какие-то события на Земле… какие-то события в человеческой истории, которые бы подтвердили появление этого народа на нашей планете?
— Они же говорили: примерно раз в сто лет.
— Нет, — возразила она. — Я уточняла у Водопода и у сестёр. Погрешность такой оценки около пятидесяти процентов. Это меня не устраивает.
— Жаль, — как-то невпопад брякнул я: никак не удавалось попасть шплинтом в паз, чтобы зафиксировать маховик на валу. А тут ещё статистика…
— Тогда я пошла по другому пути. Я подумала: а что если есть какие-то косвенные указания на сроки этих исходов.
— Вот как? И что же? — шплинт стал на своё место, и у меня пробудился интерес к исследованиям жены.
— Знаешь ли ты, что у них есть косвенные подсказки, что исход вот-вот произойдёт?
— Да, матушка что-то такое говорила…
— Например, рождаемость. Она резко увеличивается за три-пять месяцев до исхода. Причём, 'резко' — это в два-три раза. При этом рождаемость мальчиков в полтора раза выше, чем девочек.
— Допустим, — деликатно сказал я, теперь у меня обнаружилась течь в гидравлике, и я раздумывал: выкинуть всю бочку целиком или попытаться латать щели?
— Здесь есть дикорастущие колючки грочо. Они живут несколько тысяч лет. Верхняя часть — куст, своего рода сигнализатор состояния почвы. Если достаточно влаги и кислорода, то есть почва хорошо обрабатывается, он цветёт. Если мало — цветы закрываются, вянут и опадают. Корень уходит в почву всего на метр-два, но растёт по спирали. Прирост по длине корня: пять миллиметров в год. Окончание роста: ночные заморозки. Как только они начинаются, растение делает колечко. Понимаешь?
— Колечко! — глубокомысленно ответил я. — Конечно.
— Итак, в диких, комфортных для растения условиях, когда почва не обрабатывается, корень будет выглядеть так: пять миллиметров и колечко — это один год. Пять миллиметров и колечко — второй год. Третий год — третье колечко и так далее. Понятно?
— Да-да, мне понятно.
— Но у грочо есть одно удивительное свойство: если рядом идёт обработка земли, и растут культурные растения, то прироста корня нет, и новое кольцо вырастает вплотную к старому кольцу!
Молот выскользнул из руки и ударил меня по ноге. Я не заметил боли. Пробравшись через лабиринт буровой, я вытер ветошью руки и попросил:
— Продолжай, пожалуйста.
— Во время исхода они оставляют свои дома. Остаются пустыми, незанятыми целые посёлки, хутора и фермы. Этим сразу пользуются грочо. Они выпускают свои пять миллиметров корня и колечко. На следующий год то же самое. Новые хозяева на участке всё ещё не появились. Но, как только начинается обработка земли, корень грочо опять перестаёт расти. Последующее кольцо образуется прямо под предыдущим. Эта гофрированная трубка видна невооружённым глазом.
— Стоп, — сказал я. — Выходит, нужно осторожно, чтобы не повредить, выкопать корень грочо целиком и сосчитать кольца от конца вверх по спирали. Мы увидим сплошной ряд колец, который обрывается пятимиллиметровым просветом, потом опять кольцо, опять просвет и так несколько раз, — это свидетельство того, что земля несколько лет не обрабатывалась. Хозяева улетели на Землю. Выше по корню опять пойдут сплошные кольца. Количество колец в плотной упаковке вместе с кольцами, между которыми видны просветы, — это и будет число лет, прошедших от последней Интервенции. Ещё можно изучить все циклы и составить хронологию всех Интервенций, которые случились при жизни куста… Ты умница! — я развёл руками. — Это гениально! У меня нет слов…
— Очень жаль. Может, сбегаешь, возьмёшь взаймы у кого-нибудь?
— Пожалуй, я лучше сбегаю за лопатой!
— В этом нет необходимости. Мне уже выкопали, и я всё посчитала.
— Сколько ты взяла растений? — я был немного уязвлён, что она так легко обошлась без моей помощи. Но, с другой стороны, трёх минут не прошло, как я не пытался скрыть своё пренебрежительное отношение к её работе. — Надо было выкопать хотя бы три растения, чтобы по этой выборке проверить воспроизводимость результатов.
— Три? — фыркнула она. — Двенадцать! Я взяла двенадцать растений. Дикая стадия, когда земля рядом не обрабатывается, у них разная, но в целом, по числу колец от исхода к исходу, совпадение точное.
— И что же получилось?
— Сто двадцать, двести, двести семьдесят и так далее…
Мы помолчали. В тот день я больше не работал.
Вымылся, побрился, и, наконец, позволил своей жене заняться моим внешним видом. За недолгий срок своей супружеской жизни я успел точно узнать, кто превратил обезьяну в человека. Она сожгла мой фиолетовый с зелёными разводами костюм вместе с моим страшненьким вещмешком и приодела меня по местной моде: белая рубаха, синие шаровары, подпоясанные красным кушаком, и тёмно-коричневая жилетка. Сам-то я к таким вещам равнодушен, но Калима моим видом осталась довольна.
Мы славно провели время, я, как мог, постарался наверстать упущенное и даже чуть забежать вперёд. Мы были счастливы, всё было прекрасно, и всё-таки тревога не отпускала нас: сто двадцать, двести и двести семьдесят колец куста грочо удивительно точно совпадали с периодичностью посещений Земли хозяевами лунной Базы: двенадцать, двадцать и двадцать семь тысяч лет. Получалось, что местный год равнялся ста земным. Это всё объясняло и расставляло по своим местам: в случае вырождения человеческой расы, мир матушки Кселины отправлял вниз новых поселенцев.
Велики дела Твои, Господи. Всегда темны и не всегда понятны…
Постройка буровой у меня заняла полгода напряжённого труда. Я уже сделал несколько пробных пусков. Но по ним судить о работоспособности установки было сложно. Всё, что должно крутиться — крутится, что должно стоять намертво — стоит. Вот только как вся эта штука поведёт себя, когда начнёт греться и деформироваться, узнаем только через несколько часов работы под нагрузкой.
Я решил делать отверстие в том же месте, где был забит деревянный чоп. Как по мне, следовало взять чуть правее, но экономия двенадцати сантиметров того стоила. Зараза! Что же он быстрее поворачиваться не мог, что ли? Прошёл бы ещё три-четыре сантиметра, может, мне вообще не надо было установку делать!
Мои работяги налегли на штурвалы, и механизм пришёл в движение. Колёсики закрутились, система водоочистки забулькала, завизжал дорн, выцарапывая алмазной крошкой стальные песчинки из двери. Спустя час рабочие ослабили цангу и сменили дорн. Я забрал у них отработанный шип, вытер его ветошью и спрятал за кушак — потом рассмотрю. Но едва я поднялся на самый верх, на галерею, чтобы грузилами увеличить давление, появилась матушка Кселина.
Я сразу почувствовал её напряжение и озабоченность.
Поэтому не стал докучать ей своей радостью по поводу ввода установки в эксплуатацию и вместо этого лишь спросил:
— Что-то случилось?
— Случилось, — она посмотрела на меня ясными глазами. — Королеве уже доложили, списки призыва
