— Давай ты! — послышался шепот.
— Лучше ты! — в ответ.
— Нет, ты! — уже настойчивей.
— Нет, ты!
— Это приказ!
— Да перестань!
— Давай, давай!
— Я крайний — да? Ну как всегда.
Задребезжали ключи, заскрипела тяжелая дверь, радостно взвизгнул Антон Павлович:
— Ой, ребята, вот вы где?! Такая неразбериха!.. Я как узнал!..
Странно. Я и сокамерники вставая, переглянулись.
Капитан:
— Я нашел! Они здесь! — громко крикнул в сторону, позвал кого-то рукой и вдруг запрыгнул в камеру, весь такой возбужденный, нелепый. Я не ожидал такой прыти, испуганно подался назад. Сергей с Игорем от удивления раскрыли рты.
— Молодые люди, если бы вы только!.. Ах какое произошло недоразумение! — С восхищением принялся жать нам руки.
— Ну, что Вы на меня так смотрите — Глеб Евгенич?! Кто старое помянет, тому глаз вон!
Наверное, смотрел действительно странно. Интересно, а вообще бывает то, чего быть не может? Ущипнул себя за руку — нет, не сон.
Но больше удивил не капитан, от него — чего угодно можно ждать, а вот те, другие, за его спиной… Таких восторженных, радостных лиц, не помню даже на детских новогодних утренниках.
К улыбающейся разночинной толпе присоединился еще один. Видно, из матерых: все вдруг стушевались, поджали плечи, расступились.
Знакомое лицо. Вспомнил — там, под матовым стеклом. Этот, из цветных. Только почему-то без медалей? Нацепить, наверное, не успел. С постели подняли, спросонья растерялся, теперь ходит как голый.
— Здравствуйте товарищи, — пробасил опоздавший.
— И Вам не хворать гражданин начальник, — прогнусавил в ответ Игорь.
— Василий Петрович, — обратился, к человеку с фотографии, капитан, — мы уже с молодыми людьми, все уладили… Сразу, как вы позвонили… Никто не в претензии… Не стоило Вам самому…
— Как это не в претензии? — возмутился Сергей. Это резонансное дело в ближайшее время получит широчайшую огласку.
Василий Петрович зашел в камеру, принялся разглядывать нас в упор, без стеснения, как какую-то диковину, потом перевел внимание, на тех, кто остался за дверью, посмотрел на капитана: — Выйди и закрой дверь.
Антон Палыч, тут же выполнил приказ. Скрипнула дверь, в коридоре зашептались. Мы остались в вчетвером.
Василий Петрович сел на стул, не спеша, вытащил из кармана платок, вытер со лба пот:
— Сколько Вы здесь сидите?
— В совокупности — часов пять, — ответил Сергей.
Милиционер, снова, не торопясь, достал пачку сигарет. Закурил. Мы стояли, молча наблюдали, как между пальцами тлеет сигарета. Уголек быстро дополз до фильтра.
— Переломы есть? — спросил он.
— Вроде нет, — ответил Сергей.
Как это 'нет', думаю, — а я? Осуждающе посмотрел на друга. Сергей, в ответ на мое немое возмущение, отрицательно покачал головой.
Надоело стаять, ноги затекли, присел на стул. Игорь последовал примеру. 'Здоровый' шагнул назад, уперся спиной в стену, руки на поясе.
Василий Петрович закурил вторую сигарету, снова тягостное молчание.
— Но насчет переломов, — прервал тишину Сергей, — я еще посоветуюсь со своим адвокатом.
Милиционер внимательно посмотрел на Сергея, потом вдруг иронично улыбнулся. Посидел еще с минуту. Бросил истлевший бычок на пол, и вышел из камеры.
9
Нас выпустили минут через пять.
Прямо у входа в отделение — наш джип. За рулем — Антон. Во взгляде — что-то надменное. Взгляд — мне не понравился.
Вдохнув свежего воздуха, Сергей ликовал:
— Вот так! Это психология, брат. Как Бендер… 'Тут важно сломать противника психологически'. Главное выдержать паузу, и рубануть от плеча, как я его — адвокатом.
Когда я садился в машину, увидел, как из здания выскочил Антон Павлович. Не добежал до джипа метров пять, остановился и виновато, жестом, подозвал меня.
Ну чего ему еще?
— Извините, Глеб Евгеньевич… Я это не для себя… меня попросил… ну вы понимаете? — Показал пальцем на небо…
Я сделал удивленное лицо. Задрал голову вверх, посмотрел на облака.
— Если не хотите, можете не отвечать… Глеб Евгеньевич — а кто Вам, Валентин Сергеевич? если ни секрет.
— Валентин Сергеевич — мой дядя, — говорю. Хотя, имя это, услышал впервые. И зачем соврал, спрашивается, впрочем…
— Чего ж Вы не сказали? В какое положение Вы нас всех поставили?! — досадовал капитан.
— Я не привык упоминать его имя всуе.
Капитан понимающе закивал.
— И высуе, — добавил я.
Антон Павлович ушел, задумавшись. Я сел в джип. Антон завел двигатель. Поехали.
Напротив моего окна, из под земли, выкарабкивалось солнце. Низко летящие облака навалились гурьбой, давили сверху, тыкались в брюхо…
— Вот и все, — сказал Игорь. Я оглянулся. Белорус сосредоточенно смотрел в мое окно. Теперь, при дневном свете, — видно, как сильно изуродовано его лицо. Красный набухший глаз — пульсирует, хочет вырваться из тесной орбиты, но почерневшая от запекшейся, внутри, крови кожа сковала, опоясав жирным кольцом. Нижняя губа, слева сильно распухла, перевешивает лицо в свою сторону, но алое, разросшееся правое ухо, тянет на себя, с трудом сохраняя хрупкий баланс.
— На скоку подрезали, — добавил, глядя мне в глаза, Игорь.
— Спорим, выкарабкается.
Поспорили. Солнце, дернулось из последних сил, подняло над собой массивные тучи, почти растрепало всех водянистых упырей, но те, как по приказу, кинулись одновременно. На этот раз, вес оказался слишком большим, и светило капитулировало: подалось назад, остановилось и резко нырнуло обратно в землю.
Сергей оглянулся, подмигнул нам:
— Веселей ребята! Только что мы победили систему! Сами… сами… Значит мы чего-то стоим! Воля и разум! Воля и разум! Так, где мой диск? — Повернулся лицом к дороге, порылся в барсетке: — Пришло время исполнить Арию!
Телефон Антона зазвенел. Сергей подруливал, пока бородач доставал мобильник из чехла.
Услышали:
— Еще раз доброе… Да, дядя Коля, всех выпустили… Да, приезжал человек… Через пол часа, как я
