ребенок тоже, это была новая жизнь, которую Бог доверил мне и я, в конце концов, перестала думать о том, чтобы наложить на себя руки.
Этот ребенок будет моим спасением, говорила я себе, скоро нас станет двое и это согревало мне сердце. В последние месяцы беременности я полюбила его особенно сильно и с нетерпением ждала, когда он появится на свет. Все будет по- другому, думала я, что-то изменится к лучшему, ведь не может же человек вечно жить в таком кошмаре! Я думала, что всю свою любовь буду отдавать ребенку и он возместит мне это сторицей. Да и Хилтон теперь не станет мне докучать по ночам, хоть какое-то время, надеялась я.
Да, Бог дал мне передышку. С тех пор как беременность моя стала заметна, Хилтон перестал ко мне приставать и тоже с нетерпением ждал ребенка. Он освободил меня от работы, но вести себя по — хамски не перестал, и в добавок ко всему стал часто уходить, наверно к какой- нибудь бывшей шлюхе, но мне было все равно и я даже радовалась, если его подолгу не бывало дома.
Вскоре у меня родился сын и к великому моему разочарованию, я обнаружила, что не питаю к нему такой любви, как ожидала. Он был похож на Хилтона как две капли воды и это сходство не приносило мне никакой радости. Я убеждала себя, что он только внешне похож на отца, и я не должна к этому предвзято относиться. Когда он вырастет, говорила я себе, то будет хорошим мальчиком, добрым и послушным, а потом станет настоящим джентльменом. Да и внешность у детей меняется, по крайней мере, мне хотелось в это верить. Однако по мере взросления, внешность сына не менялась, а наоборот он все больше и больше походил на отца, и мне пришлось смириться с этим.
Конечно ребенок внес какое-то разнообразие в мою жизнь, но в отношениях с Хилтоном все оставалось по — прежнему. Моя неприязнь к нему не уменьшалась и я продолжала жить в вечном аду. К тому же, работая в этом своем бюро вольных людей вместе с Джоном Уилкерсоном, он стал часто напиваться и становился совсем невыносимым. В тот период он мнил себя важной персоной и всякий раз, находясь в пьяном виде, хвастался, что теперь каждый южанин у него в руках. Мне было больно слышать, как они с Уилкерсоном вечерами обсуждали свои 'черные делишки' за выпивкой и насмехались над нашими соседями, которых им удалось ободрать как липку. Конфисковать хлопок или отобрать последний скот, утверждая, что все это принадлежит конфедерации.
И вот однажды эти два негодяя крупно поссорились, что-то не поделив. В этот день Хилтон вернулся домой рано и устроил такой скандал, что мне пришлось забрать ребенка и закрыться в одной из комнат, пережидая взрыв его злости. На следующий день Хилтон сообщил мне, что Уилкерсон уволил его из бюро, а спустя три недели мы узнали, что и самого Уилкерсона прирезал Тонни Фонтейн. Ах, как я радовалась тогда, что этому мерзкому подонку пришел конец, хоть было и жаль, что Тонни из-за этого пришлось уехать из родных мест.
Хилтон же, продолжал по — прежнему пить и бездельничать. А я, имея малолетнего ребенка на руках, не в состоянии была хоть как-то заниматься плантацией. Сначала нам пришлось уволить двух негров, которых нанял Хилтон для работы по хозяйству. Работая в бюро, он исправно им платил, а они худо-бедно содержали поместье в надлежащем порядке. Теперь же платить стало нечем, мы и сами перебивались кое-как. А потом хозяйство постепенно пришло в упадок и наконец, дошло до того, что нам пришлось заложить дом, который мы в последствии так и не смогли выкупить. При этих словах в глазах Келлин было столько боли и горечи, что у Скарлетт все сжалось внутри.
Нам пришлось уехать к брату Хилтона, который жил в окрестностях Монтгомери. Он был довольно зажиточным, этот проклятый янки, набивший себе карманы за счет различных махинаций, которыми он также занимался в бюро вольных людей. У него был свой дом, который он выкупил с торгов совсем недавно и нам пришлось поселиться под его крышей. Я ненавидела его, Скарлетт, он был такой же, как и Хилтон, но что мне оставалось делать?
Брат приобщил Хилтона к работе в бюро и вскоре мы тоже приобрели небольшой домишко, где живем и поныне.
В моей жизни ничего не изменилось, я давно потеряла надежду на счастье и живу только ради детей. У меня их, Скарлетт, четверо — трое сыновей и одна дочь. Хилтон оказался далеко не предприимчивым человеком, чтобы содержать такую большую семью, и мы еле сводим концы с концами.
Кетлин умолкла и закрыв глаза, облокотилась на спинку скамейки. Ресницы ее затрепетали и слезы заблестели на них, озаряемые лучами мягкого, вечернего солнца, пробившегося сквозь ажурную завесу листы.
Скарлетт была настолько потрясена рассказом Кетлин, что растерялась и не нашла, что сказать в момент этого затянувшегося молчания. Чем могла она ее утешить? Какие найти слова, чтобы хоть как-то проявить свое сочувствие? Она невольно вспомнила тот день, когда Кетлин на закате солнца приехала в Тару в дамском седле на муле и сообщив о том, что выходит замуж за Хилтона, поспешно удалилась. Вспомнила она и Мелани, которая хотела вернуть Кетлин, а она, Скарлетт, не дала ей этого сделать. Потом Скарлетт еще раз увидела Кетлин на похоронах своего отца. Она стояла тогда в стороне одинокая и неопрятная, и Скарлетт, помнится, еще осудила ее за то, что она так низко пала и явилась на всеобщее обозрение в засаленном платье и с чернотой под ногтями. Теперь-то ей было ясно, отчего Кетлин была такой, ведь она уже тогда плюнула на себя и потеряла всякий интерес к жизни, загруженная непомерной работой и обуреваемая ненавистью к мужу.
И вот теперь Кетлин сидит перед ней, совершенно несчастная, забытая всеми и ничего уже нельзя изменить. А ведь если бы Скарлетт оказалась добрее, жизнь Кетлин, возможно, сложилась иначе. Ну, в самом деле, почему ей было не предложить Кетлин хотя бы временно пожить у них? Одним ртом больше, одним меньше, какая разница, да и помогала бы Кетлин ей не хуже других обитателей Тары. Ах, как бы ей хотелось сейчас вернуть назад тот день и все изменить! Она внезапно почувствовала себя такой виноватой перед Кетлин и поняла, что еще долго будет казнить себя за содеянное. Придется ей теперь перед Богом замаливать еще и этот грех. Ведь он тогда подсказал ей в лице Мелани, как следует поступить с Кетлин, а она отвергла его указание.
ГЛАВА 18
Наступила осень и красная земля Джорджии, наконец, спокойно вздохнула, сбросив с себя последние хлопковые путы. Плантаторы собрали урожай, который в этом сезоне был вполне удачным и подались в ближайшие города, чтобы как можно выгодней пристроить свое богатство.
Атланта в эти дни была особенно многолюдна, люди везли свой хлопок на хлопкоперерабатывающие и текстильные фабрики, кожу в дубильные мастерские, фрукты, овощи и зерно на рынок и в магазины.
Все поезда, пребывающие в Атланту были переполнены, а на вокзале бесконечно шныряли перекупщики хлопка, громко оповещавшие продавцов о своих ценах. Здесь находились и хлопковые маклеры, и торговцы, и мелкие промышленники, сплотившиеся вокруг хлопковой биржи, равно как и агенты торговых фирм Новой Англии, предоставлявшие денежные займы плантаторам под залог будущего урожая.
У Скарлетт прибавилось работы, ибо при таком потоке народа, ее привокзальный магазин не успевал пополняться товаром. Клаус теперь сам занимался его закупкой, приобщая к этому менее занятую часть персонала магазина поочередно.
Скарлетт же полностью взялась за бухгалтерию и толстый гроссбух в эти дни был постоянным гостем на ее письменном столе. Орудуя цифрами, Скарлетт сама не переставала удивляться, с какой скоростью увеличивается ее прибыль, и это согревало ей душу. Теперь, засыпая вечерами, она с удовлетворением стала отмечать, что хандра, наконец, покидает ее, вытесняемая работой.
Чтобы сбыть свой хлопок в один из таких дней в Атланту прибыл и Уилл Бентин, на этот раз вместе со Сьюлин и детьми. Сестра планировала в случае удачной продажи хлопка сделать много всяких покупок в Атланте, приодеть детей и купить все недостающее в хозяйстве к зиме.
Дом Скарлетт теперь был полон детей и гомон их голосов беспрерывно заполнял его огромное
