— Ясно. Ясно, — вмешался в разговор Джеймс Харпер. — Но имейте в виду, что все говорят об этом. Кстати, вы ужасно выглядите. Расскажите, что с вами приключилось?
Все братья Харпер к этому времени уже налили себе по полному стакану портвейна и отошли к табачному прилавку.
— Человек, — сказал По, — то и дело берет на совесть столь тяжелую ношу, что избавить от нее может лишь могила. Такова суть любого преступления. Увы!.. Все мы верим в то, во что хотим верить, не так ли?
— Я читал первую часть рассказа «Тайна Мари Роже» в «Сноудэнс», — перебил Халлек, державший во рту сигару, пропитанную ромом. — Мы, все до единого, восхищаемся вашим творчеством, По. Вы снова вывели на сцену своего замечательного Огюста Дюпена из «Убийства на улице Морг». Браво!
— Поговаривают, что в финальных главах маска с убийцы Мэри Роджерс будет сорвана, — произнес Джозеф Харпер. — Это правда?
Андерсон чуть не уронил графин.
— Вы разоблачили убийцу! — воскликнул он. — Кто он?
В заведении воцарилась абсолютная тишина, все ждали ответа писателя. Убийца Роджерс по- прежнему оставался для всех загадкой: сначала подозревали местные банды, потом кого-либо из длинного списка отвергнутых любовников, но эти усилия мало к чему привели.
Критик поджал губы.
— Моя повесть состоит из трех частей, — произнес он раздельно, с театральным выражением, подбодренный спиртным и вниманием публики. — В третьей вы все узнаете, джентльмены.
Сердитый Джеймс Харпер не собирался оставлять По в покое и позволять тому наслаждаться моментом.
— Что мы узнаем? Продолжайте! Вы действительно обладаете какой-то информацией, сэр? Откуда она? Быть может, выяснилось, что Мэри любила другого? Да у нее наверняка был любовник — или вы думаете, что она до самой смерти любила только вас, сэр?
По побелел, но прежде чем успел ответить, дверь распахнулась и порыв ветра вместе со струями дождя ворвался в помещение. Трое мужчин — Грили из «Трибюн», Беннетт из «Геральд» и Уитмен из «Игл», — сражаясь с непогодой, вошли в табачную лавку. С их непромокаемых плащей лились потоки воды.
Критик наблюдал, как эта троица торопливо пробирается к огню.
— Джентльмены, — проквакал Беннетт, потянувшись за портвейном. — Мы принесли вам потрясающие новости по делу Мэри Роджерс. Известно ли вам, друзья, что миссис Фредерику Лосс, хозяйку таверны на том берегу, прошлой ночью подстрелили? Мы только что оттуда. Она сейчас лежит на смертном одре и только и говорит, что о своей роли в смерти бедной девушки.
— О чем вы? — Андерсон был вне себя.
— В нее случайно попал один из сыновей, пуля засела в колене, — пояснил Грили. — Но жизненные силы покидают ее.
Он снял плащ, повесил на крючок и продолжал рассказ, закурив небольшую сигару:
— Это был Оссиан, средний сын миссис Лосс. Тот, который вместе с братом нашел остатки одежды Мэри возле пещеры Сивиллы. Хозяйка говорит, что призрак девушки явился к ней в предсмертных видениях и, склонившись над постелью, велел сказать правду.
По смотрел на рассказчика своими темными, налитыми кровью глазами.
— И какую же правду почтенная дама хочет нам поведать? — поинтересовался Джеймс Харпер, со значением глядя на По.
— По словам миссис Лосс, девушка явилась в таверну с молодым врачом, нанятым для того, чтобы избавить ее от нежелательного ребенка, — сказал Уитмен. — Хозяйка утверждает, что Мэри Сесилия Роджерс умерла во время этой процедуры.
Писатель привстал со стула, краска сошла с его лица.
— Да поможет ей Бог, — прошептал он.
Он нащупал за своей спиной стул и тяжело опустился на него.
— С вами все в порядке, Эд? — поспешил к нему на помощь Халлек.
По едва слышал его.
Когда он, ковыляя, покинул маленькую лавку, полную тонких ароматов и тепла, сердце его глубоко страдало.
Глава 25
Телега ночного ассенизатора
Дождь прекратился. Эдгар брел вперед сквозь прохладный ночной воздух — пошатываясь, чуть не падая.
Все чувства покинули его. Голоса слились в единый смутный, неразборчивый гам.
Писатель медленно двигался на север от лавки Андерсона, минуя Леонард-стрит, в сторону Бродвея.
Здесь город выглядел совсем иначе. Каждый вечер толпы привилегированных граждан великого Нью-Йорка совершали тут свой моцион. Джентльмены в цилиндрах, архитекторы и адвокаты, банкиры и коммерсанты, биржевые маклеры и бизнесмены, бездельники и люди, поглощенные собственными делами.
Свет газовых фонарей постепенно набирал силу. Их трепещущее, яркое мерцание освещало красивых дам в алых шелковых платьях, черные сатиновые шляпки, зеленые бархатные ленты, нежные, персикового цвета вуали. По казалось, что все глаза устремлены на него. Но это была всего лишь самовлюбленность.
Он презирал их. Ненавидел всех и каждого. За холодное презрение, исходящее от них. За то, что у них есть. За то, чего нет у него. Но прежде всего По ненавидел самого себя.
Девушка умерла во время аборта.
Так они сказали.
«О, Мэри, неужели ты действительно умерла так?»
На Ченел-стрит писатель споткнулся о булыжник. Восстановив равновесие, он направился левее, к реке: там можно найти дешевые меблированные комнаты и преклонить на ночь свою отяжелевшую голову. В кармане пальто неожиданно нашлась золотая пятидолларовая монета. Эдгар не помнил, чтобы просил у Халлека денег.
Или просил? Вполне возможно. Остаток вечера просто выпал из памяти.
Телега ночного ассенизатора лязгала колесами по мостовой прямо перед поэтом. Слышались крики торговца устрицами, расхваливавшего свой товар. Мимо с грохотом проехала телега с углем. Свиньи копались в отбросах. Они санитары города. Одноухая свинья, уродливое животное с тощей черной спиной, пристально смотрела на Эдгара, покачивая своим заостренным рылом.
«Мэри. Мэри. Мэри…»
Он почти врезается в мужчину в пальто: в одной руке у незнакомца фонарь, в другой — толстая трость.
Писатель пробормотал извинения и уставился на странного мужчину.
Тот остановился. Пожилой джентльмен, уже не слишком твердо державшийся на ногах. По оборачивается и уныло смотрит ему вслед. Что-то знакомое есть в этом человеке: в его коротких ногах, мощном торсе, безразличном умном лице. Но кто он такой?
Пошатываясь, Эдгар снова пускается в путь в поисках ночлега.
— Мэри, — бормочет он. — Моя дорогая Мэри.
И в его воспаленном мозгу внезапно возникает еще одна мысль: «Что за сладкий покой, должно быть, ожидает нас в могиле».
