— Мистер Кольт мертв! Мистер Кольт мертв!
Эти вопли привлекли внимание Томми, и он обернулся в ту сторону, откуда они слышались.
— Мистер Кольт мертв! — Голос Харта звучал ясно, словно колокол. — Кинжал в сердце! Он мертв!
Начальник тюрьмы замер и остекленело уставился прямо перед собой.
На кушетке лежало безжизненное тело. Белые руки крепко сомкнуты на неподвижной груди. Мертвец сжимал ими кинжал. Украшенная драгоценными камнями рукоять торчала из груди, сквозь плотно сжатые пальцы сочилась кровь.
— Мистер Кольт мертв!
Харт, пошатываясь, вышел в центральный коридор.
Беспомощные пленники, по-прежнему запертые в своих камерах, отчаянно звали его:
— Начальник! Начальник! А как же я? Я не хочу умирать!
Они стояли у решеток, держась за прутья.
— Не позволяйте мне умереть здесь! Пожалуйста.
Харт оттолкнул спотыкающегося пьянчугу из камеры для хулиганов. Задыхаясь от дыма, он упал на колени и пополз по каменным плитам, ощупью отыскивая дорогу к камере Томми Коулмана.
С третьей попытки ему удалось попасть ключом в замок, и на какое-то мгновение они замерли на месте — заключенный и тюремщик.
Начальник тюрьмы повернул ключ.
Замок открылся с громким щелчком, и раздался резкий смех Томми.
— Богом клянусь, мне следовало бы позволить тебе сгореть заживо, маленький сукин сын!
Дверь камеры распахнулась, и главарь банды «Сорок воришек», прижимая красный платок ко рту и носу, устремился на волю мимо своего освободителя и сразу же растворился среди клубов дыма и всеобщей неразберихи.
Никто из властей или начальства больше не обращал на него внимания. Ирландец двигался стремительно, выставив руку вперед, словно слепой. В таком чаду было трудно что-либо разглядеть. Он ступал на ощупь. Легкие жгло дымом. Несмотря на платок у рта, беглец не смел вдохнуть глубже, чем требовала минимальная потребность в воздухе.
Вдруг он услышал голос:
— Сюда!
Надсмотрщик с заячьей губой стоял перед ним, указывая куда-то толстым пальцем.
— Ребята заждались тебя, приятель! Пошевеливайся.
В окрестном мраке раздался какой-то звук, тяжелые ворота открылись, и Томми Коулман растворился в ночи.
Глава 34
Нью-йоркская система борьбы с пожарами
Старина Хейс сошел с парома на скользкие доски пристани: он возвратился в «Томбс» вместе с Джеймсом Холдгейтом. Преступник закован в наручники, второй конец которых надет на руку полицейского. В бруклинской тюрьме сыщику пришлось долго ждать, пока зарегистрируют поступление заключенного из Грейвсенда.
Еще до того как паром причалил, главный констебль наблюдал сияние в небе на востоке и слышал истошные крики:
— Пожар! Пожар охватил тюрьму! Смертоносный пожар!
Старина Хейс помнил, что на протяжении всей истории города Нью-Йорка борьбой с пожарами занимались команды добровольцев. Говорят, сам Джордж Вашингтон, пока жил на Роуз-стрит, занимался этим ремеслом.
Однако впоследствии многие из этих бригад стали действовать совместно с нездоровыми элементами: бандитами и организованной уличной преступностью. Из-за такой криминальной подоплеки борьба с пожарами превратилась в большую проблему для города.
Пожарных гидрантов насчитывалось значительно меньше, чем спасательных команд. Когда звучал первый сигнал тревоги, бригады стремглав летели к месту возгорания, чтобы их не обошли более шустрые соперники. Самым страшным было уступить конкуренту.
Обычно самого быстрого бегуна из команды отправляли на место катастрофы. Этот человек доставал на расположенном в окрестностях рынке или у торговца овощам и фруктами деревянную бочку, быстренько устанавливал ее рядом с ближайшим пожарным гидрантом и старался сохранить свое место, пока не прибывали его товарищи.
Если у того же гидранта оказывался соперник из другой команды, начиналась драка. А если конкуренты принадлежали к известным и могущественным бандам, результатом было масштабное сражение, иногда даже целая война, и для усмирения междоусобицы требовалось вмешательство полиции. Часто охваченное пожаром здание успевало сгореть, пока на улице шла ожесточенная битва при свете пляшущих языков пламени.
Каждый год одним из самых ярких событий в городской жизни был парад пожарных на Бродвее. Беспорядочные толпы, возбужденные и разгоряченные ромом, шумно праздновали торжество, выстраиваясь вдоль широкого проспекта и заполняя собой тротуары, чтобы пялиться на яркие бригады в красных рубашках и красивых бобровых шапках. Участники марша шли по два человека в ряд, под музыку духового оркестра, играющего «Настоящие мужчины, вперед!». А позади шествовали остальные пожарные: они пели и выкрикивали слова своего победного гимна:
Пожарные телеги, гордость их владельцев, лязгали и грохотали по мостовой Бродвея, а на огненно- красных боках были написаны их названия, их имена: Белый Дух, Желудок Селедки, Черная Шутка, Красный Пират, Сухие Кости, Воз Сена, Большая Шестерка, Большая Семерка, Яльская Девка, Бобовый Суп, Старая Дева, Старый Хлам.
Хейс знал: люди не шутили, говоря, что парень из Бауэри любит насос больше, чем свою девушку.
В ночь пожара в башне Дворца правосудия мощеные улицы заполонили пожарные команды. Из-за сгрудившихся на месте катастрофы телег и повозок протиснуться стало практически невозможно.
С каждой минутой прибывали новые дружины. Груженные насосами повозки и грохочущие платформы заполняли собой пространство, лошади нервно фыркали.
На глазах у Хейса и его закованного в наручники пленника толпы людей с пристаней, из кабаков и прочих заведений устремились на улицы восточной части города.
На главных авеню царила толчея. Последние пожарные бригады на пугающей скорости проносились мимо.
Констебль с досадой продолжал свой путь. Ему не терпелось попасть на место трагедии.
Вдруг мимо сыщика с грохотом пронесся высокий закрытый экипаж. Карета чуть не раздавила Хейса и его заключенного, внезапно возникнув из полумрака, и резко свернула на главную улицу, грохоча по камням мостовой.
Детектив в последнее мгновение успел отскочить в сторону, потянув за собой преступника.
