— Прочтите первые буквы каждой строчки, сверху вниз, — проговорила Вирджиния. — Они сложатся в имя Эдди: «ЭДГАР АЛЛАН ПО». Разве вы не видите?
— Да, действительно.
— Тоже мне сыщик!
Он улыбнулся ей в ответ. Совсем ребенок, полностью занята собой и своей придумкой. Вдруг маленькая женщина вздрогнула, что-то заметив. Детектив проследил ее взгляд.
Сквозь окно он разглядел По: тот стоял в лодке и двигался к берегу, при помощи весла расчищая себе путь от водорослей.
Очевидно, поэт возвращался с одного из островков. Хейс вышел из дома; суденышко к тому моменту уже пристало к берегу. Увидев главного констебля, Эдгар остался в лодке; она качалась туда-сюда, ударяясь о камни.
Сыщик спустился с крыльца и отправился к берегу.
— Мистер По, как поживаете? — крикнул он. — Собираетесь сойти на берег? Мне нужно перемолвиться с вами парой слов.
Ответа не последовало, и бывший полицейский заговорил снова:
— Я проделал довольно большой путь, приехав из города специально, чтобы побеседовать с вами.
Лодка по-прежнему дрейфовала в нескольких ярдах от берега. Писатель стоял на планшире.
— Как вы нас нашли? — спросил он.
— А вы пытались скрыться? Мне бы очень не хотелось так думать.
— Скрыться от вас? У меня в мыслях не было ничего подобного. Бедная Сисси страдает. Я пытаюсь сделать все, что в моих силах, чтобы смягчить ее боль.
— Мы оба знаем, что, несмотря на сотни и тысячи жителей, Нью-Йорк — удивительно маленький город. Так что найти в нем кого-либо — не бог весть какой подвиг.
По в этот момент подгребал к берегу.
— Я был совершенно поглощен творчеством, — сказал он, довольно неловко выпрыгивая из лодки на каменистый берег, — хотя идея нового шедевра так и не пришла в голову. Я хотел бы объяснить все тайны мироздания, но пока что мой разум способен родить и передать перу лишь несколько жалостных строк. «Боренью, горенью, страданью, стенанью конец положило одно содроганье, — процитировал поэт, и его темные глаза заблестели. — Не ведал я в жизни ужаснее напасти, чем жажда в волнах иссушающей страсти. Болезнь — лихорадка, головокруженье — прошли, миновало души исступленье».[32] — Эдгар с трудом улыбнулся, оставшись при этом столь же мрачным. — Вот видите, главный констебль, — заметил он, — все не так уж плохо.
Мужчины стояли рядом, глядя на реку.
— Когда-то я установил рекорд, — сказал По, — проплыл шесть миль против течения по реке Джеймс. А однажды выиграл национальную награду по прыжкам в длину с места.
— Что вы говорите! — покачал головой Хейс.
Писатель помолчал, затем продолжил:
— Ко многим из знакомых мне женщин повелительница Смерть явилась слишком рано. Едва в них расцветала жизнь, как ее забирали. Что я должен думать по этому поводу?
— Мэри Роджерс вы относите к их числу?
— Знаете, что сказала моя дорогая маленькая женушка? — промолвил поэт, казалось, изо всех сил стараясь проигнорировать этот вопрос. — Она обещала, что после смерти вернется и станет моим ангелом- хранителем.
— Уверен, Сисси так и сделает, если представится возможность, — сказал Хейс.
По посмотрел сквозь него каким-то нездешним взглядом, после чего, вытащив лодку на берег, побрел по выложенной камнем дорожке к маленькому белому дому.
— Вы думаете, это правда, главный констебль? Думаете, мне нужна защита с того света?
— Вам это лучше знать. Есть ли на вашей душе грех, из-за которого может потребоваться защита в ином мире? Надеюсь, сэр, что нет.
По возвращении в дом Хейса больше всего поразила не теснота, в какой жила бедная семья По, а порядок и чистота, царившие повсюду. Благородное и упорное желание миссис Клемм устроить своим детям достойные, если не безупречные, условия существования.
Сыщик неожиданно вспомнил, что покойная жена тоже любила порядок, и его охватила печаль.
Вскоре явилась сама пожилая дама, с полным подолом репки и листьев одуванчиков, сорванных в поле. Увидев детектива, она помрачнела, но вела себя вежливо и сердечно. Извинившись, объяснила, что овощи предназначены для Эдди, но обещала сходить и набрать еще: ведь главный констебль останется на ленч?
Гость попросил хозяйку не беспокоиться, заявив, что никак не сможет остаться.
Из вежливости Мадди стала расспрашивать сыщика о здоровье его дочери: Ольга несколько раз была на Эмити-стрит вместе со «звездными сестрами», навещавшими Сисси из сострадания.
Наконец миссис Клемм вернулась к плите, где уже варился «одуванчиковый суп», как она это называла, хотя Хейс заметил, что у нее нет ни куриного бульона, ни соленой свинины.
Вирджиния, вероятно, заснула на своей соломенной постели; однако, собравшись уходить, констебль услышал, как она ворочается там и заходится душераздирающим кашлем.
Из-за болезни девушке предоставили комнату в задней части дома; любимица семьи, кошка Катерина, ласково мурлыкала у нее на постели.
Мадди и Эдгар жили вместе в комнате с односпальной кроватью, примыкавшей к кухне. Для поэта в чулане был постелен соломенный тюфяк.
Сисси звала:
— Эдди! Эдди, дорогой братец, загляни ко мне.
Миссис Клемм выпроводила их из дома.
— Иди, малыш. Уладь свои дела с этим человеком. Твоя сестра знает, как сильно ты ее любишь. Я присмотрю за ней.
По поцеловал пожилую женщину.
— Матушка, — проговорил он, взглянув на Хейса, — что бы я без тебя делал?
Мужчины вышли на улицу и немного постояли на крыльце, глядя на корабли, идущие по Ист- Ривер.
— Без этой женщины я бы ни за что не смог протянуть даже ту малость, какую уже просуществовал на свете, — признался писатель, оказавшись на свежем воздухе. — Беды и испытания наложили свой отпечаток на нас с женой. Но она, наша милая тетушка, — настоящая страдалица. Зачем же мой дед, отец милой Мадди, и его товарищи семьдесят лет назад сражались за революцию, за самую странную из когда- либо существовавших идей: доказать, что все люди рождены свободными и равными друг другу?
— Эта книга на вашем столе, — произнес детектив, — она ведь от Джона Кольта, не так ли?
На мгновение взгляд По прояснился. Потом пелена упала снова.
— Что вы имеете в виду?
— Я узнал почерк на фронтисписе. Откуда она у вас? Даже и не думайте врать! Нужно ли мне еще раз напоминать вам: добропорядочные граждане всегда говорят правду! Я хочу, чтобы вы знали: несмотря ни на что, считаю вас добропорядочным гражданином нашего города, сэр.
— Мне сообщили, что по некоторому адресу на Принс-стрит ожидает посылка, — сказал поэт. — Ничего более. Мне сказали, что это книга и она ничего не стоит. Там была рукопись. Я узнал почерк и стихи.
— Какая марка была на посылке?
— Ничего не было. Там просто значился адресат: «Ворону».
— Что вы подумали на этот счет?
— Поначалу — ничего. При моем ремесле такое часто случается. Каждый думает, что умеет писать, и хочет быть опубликованным. Я ничего не подозревал, покуда не увидел почерк.
— А потом?
— Потом я подумал, что Джону Кольту не следовало оставлять подобных улик. Ведь это
