трясло от злости.
— Не смотри на меня так! — резко бросил он Гермионе.
— Не ори на неё! — огрызнулся Рон.
— Не ссорьтесь! — Гермиона бросилась между ними.
— Тебе не следовало говорить так с Люпином, — сказал Рон Гарри.
— Он сам нарвался.
В голове наперегонки проносились обрывки воспоминаний: Сириус, падающий через арку, Дамблдор в воздухе, вспышка зелёного света и голос его матери, умоляющей о милосердии…
— Родители, — продолжал Гарри, — не должны оставлять своих детей, если… если им не приходится этого сделать насильно.
— Гарри, — Гермиона успокаивающе протянула руку, но он оттолкнул её и отодвинулся в сторону, глядя в огонь, который наколдовала Гермиона.
Однажды он говорил с Люпином через этот камин в поисках поддержки после того, что узнал про Джеймса, и Люпин помог ему. Теперь измученное, белое лицо Люпина плыло перед ним в воздухе. Он почувствовал внезапный приступ раскаяния. И Рон, и Гермиона молчали, но Гарри был уверен, что они переглядываются за его спиной и ведут молчаливый разговор.
Он оглянулся, и они поспешно отвернулись друг от друга.
— Я знаю, что не надо было называть его трусом.
— Нет, не надо было, — сразу же согласился Рон.
— Но он ведёт себя как трус.
— И всё равно, — начала Гермиона.
— Я знаю, — сказал Гарри. — Но если это заставит его вернуться к Тонкс, оно того стоило, верно?
Он не смог сдержать умоляющие нотки в голосе. Гермиона смотрела с сочувствием, Рон — с неуверенностью. А Гарри перевёл взгляд на свои ботинки и подумал об отце. Поддержал бы Джеймс его в высказанном Люпину или разозлился бы за то, как сын обошёлся с его старым другом?
В тишине кухни чуть заметно ощущался запах недавней ссоры и невысказанных упрёков Рона и Гермионы. «Ежедневный Пророк», который принёс Люпин, всё ещё лежал на столе. С первой страницы прямо в потолок смотрел портрет самого Гарри. Он склонился над столом, открыл наугад газету и притворился, что читает, но смысл слов ускользал, а в голове всё ещё стоял разговор с Люпином. Гермиона и Рон возобновили свой молчаливый разговор с другой стороны газеты, он это почувствовал. Гарри с шумом перевернул страницу, и имя Дамблдора бросилось в глаза. Прошло некоторое время, прежде чем он понял, что это за фотография, подпись под которой гласила:
Фотография привлекла внимание Гарри, и он рассмотрел её в подробностях. Отец Дамблдора, Персиваль, был симпатичным мужчиной, блеск в его глазах был заметен даже на этой старой фотографии. Младенец Ариана была чуть больше буханки хлеба, и о ней трудно было сказать что-то более определённое. У матери, Кендры, были волосы цвета воронова крыла, затянутые в высокий узел, и точёные черты лица. Она выглядела очень аристократично. Когда он смотрел на её чёрные глаза, высокие скулы и прямой нос над высоким воротником шёлкового платья, ему вспомнились фотографии коренных жителей Америки, которые ему доводилось видеть ранее. На Альбусе и Аберфорте были одинаковые курточки с кружевными воротниками и волосы, подстриженные до плеч. Альбус выглядел на несколько лет старше, в остальном братья были похожи: эта фотография была сделана задолго до того, как Альбус сломал нос и начал носить очки.
Они, безмятежно улыбаясь из газеты, казались обычной счастливой семьей. Маленькая Ариана махала ручкой, высунувшейся из пеленок. Над фотографией Гарри прочитал заголовок:
Подумав, что вряд ли что-то сможет заставить его чувствовать себя хуже, чем сейчас, Гарри начал читать.
«Надменная и гордая Кендра Дамблдор не могла оставаться в Гнилой Пустоши после широкой огласки, которую приобрели арест и заточение в Азкабан её мужа, Персиваля. Она решила покинуть свой дом и переехать с семьёй в Годрикову Лощину, которая позже прославится как место необъяснимого спасения Гарри Поттера от Сами-Знаете-Кого.
Как и в Гнилой Пустоши, в Годриковой Лощине проживало немало волшебных семей. Но так как Кендра ни с кем не была знакома, она смогла избежать любопытных вопросов о преступлении её мужа, с которыми вынуждена была сталкиваться в прежнем месте. Раз за разом она отталкивала дружелюбные проявления со стороны новых соседей- волшебников и вскоре добилась того, что семью оставили в покое.
«Захлопнула дверь прямо перед моим носом, когда я пришла поприветствовать её с тарелкой домашней выпечки! — рассказывает Батильда Бэгшот. — За целый год после их приезда я лишь раз видела двоих мальчиков. Я и не узнала бы, что у неё есть дочь, если бы однажды, спустя год после их приезда, собирая плангентиньи при лунном свете, я ни увидела, как Кендра вывела Ариану на задний дворик. Крепко держа девочку за руку, она один раз провела её вокруг лужайки и увела обратно в дом. Я не знала, что и думать об этом».
По всей видимости, Кендра рассудила, что переезд в Годрикову Лощину будет наилучшей возможностью спрятать Ариану раз и навсегда, что наверняка давно входило в её планы. Временные промежутки сходятся: Ариане едва исполнилось семь лет, когда она исчезла с чужих глаз, а именно в семь, по мнению большинства экспертов, магические способности, если они есть, начинают проявляться. Никто из ныне живущих не может вспомнить, чтобы Ариана демонстрировала какие-либо признаки способностей к магии. Очевидно, что Кендра приняла решение скрыть существование своей дочери вместо того, чтобы признать перед всем волшебным миром своего ребёнка сквибом. Переезд из мест, где Ариану все знали, естественно, делал проще домашний арест девочки. Тем немногим, кто и тогда знал о существовании Арианы, можно было доверять. Двое её братьев отвечали на осторожные вопросы так, как их научила мать: «Моя сестра слишком слаба, чтобы ходить в школу»…
На следующей неделе: Альбус Дамблдор в Хогвартсе: победы и притворство.
Гарри ошибался: статья всё же заставила его чувствовать себя хуже. Он снова взглянул на фотографию тех, кто казался счастливой семьей. Правда ли это? Как бы это узнать? Захотелось отправиться в Годрикову Лощину. Даже если Батильда не сможет поговорить с ним, всё равно появилось желание побывать там, где они с Дамблдором потеряли близких. Когда он опустил газету, собираясь спросить у Рона с Гермионой, что они думают об этом, в кухне раздался оглушительный хлопок.
Первый раз за три дня Гарри совершенно забыл о Кричере. Он подумал было, что это Люпин внезапно вернулся, и долю секунды Гарри не мог понять, что за сплетение дерущихся конечностей материализовалось из воздуха прямо за его креслом.
Он вскочил на ноги, когда Кричер выпутался и, низко поклонившись, проворчал:
— Кричер вернулся вместе с грабителем Мундунгусом Флетчером, хозяин.
Мундунгус поднялся на ноги и выхватил палочку, однако Гермиона оказалась быстрее.
—
Палочка Мундунгуса взлетела в воздух, и Гермиона поймала её. Грабитель с диким взглядом рванулся к лестнице, но Рон подставил ему подножку, и Мундунгус грохнулся на пол с глухим стуком.
— Что? — завопил он, извиваясь в попытках вырваться из захвата Рона. — Чего я сделал-то? Натравили на меня чёртова домашнего эльфа. Вы что затеяли-то? Что я сделал вам? Отпусти меня, а ну пусти, зараза…
— Ты немного не в том положении, чтобы чего-то требовать, — произнёс Гарри.
Он отбросил газету, несколькими шагами пересёк кухню и встал на колени рядом с Мундунгусом, который перестал бороться и теперь выглядел напуганным. Запыхавшийся Рон встал, глядя, как Гарри неторопливо направил палочку в нос Мундунгусу. От Флетчера воняло затхлым потом и табачным дымом. У него были слипшиеся волосы и грязная одежда.
— Кричер просит прощения за то, что так долго ловил вора, мастер, — пробурчал эльф. — Флетчер умеет прятаться, у него много потайных местечек и сообщников. И всё равно Кричер загнал вора в угол, в конце концов.
— Ты молодец, Кричер, — похвалил его Гарри, и эльф низко поклонился. — Ладно, у меня к тебе есть пара вопросов.
После этих слов Гарри Мундунгус сразу же закричал:
— Я запаниковал, понимаешь? Я никогда не хотел в это ввязываться. Не обижайся, приятель, но я вовсе не мечтал за тебя умирать, а этот мерзкий Сами-Знаете-Кто летал передо мной. Кто угодно предпочёл бы оттуда смыться. Я с самого начала говорил, что не хочу в этом участвовать…
— Просто, чтобы ты знал: никто из нас не аппарировал, — заметила Гермиона.
— Ну, тогда вы — кучка чёртовых героев, так? А я никогда не делал вид, что готов дать себя угрохать…
— Нас интересует не то, почему ты бросил Шизоглаза, — Гарри приблизил палочку к налитым кровью глазам Мундунгуса. — Мы и так в курсе, что ты ненадёжная мразь.
— Прекрасно, тогда чего ради за мной охотятся домашние эльфы? Или это снова насчёт кубков? У меня ни одного не осталось, а то я бы вам отдал…
— И не насчёт кубков, хотя уже теплее, — сказал Гарри. — Заткнись и слушай.
Он был рад, что появилось хоть какое-то занятие, что хоть у кого-то он мог потребовать немного правды. Палочка Гарри так приблизилась к переносице Мундунгуса, что у того глаза сошлись в кучку в попытках за ней уследить.
— Когда ты обчистил этот дом от всего ценного, — начал Гарри, но Мундунгус снова его перебил:
— Сириусу никогда не нужен был весь этот мусор…
Раздался топот, пронеслась вспышка сияющей меди, по кухне разнеслось эхо от удара по металлу и пронзительный вопль. Кричер наскочил на Мундунгуса и треснул того по голове
