– в отчаянии кричит он, ухватившись за это мёртвое тело, изо всех сил препятствуя его продвижению. 'И- най и-най', – слышится откуда-то сверху. Он поднимает голову и видит обнажённое упитанное туловище Пети, из-под низа живота которого произрастает большая зелёная бутылка, осквернившая своим металлизированным горлышком божественный цветок. Он видит на бутылке чёрную этикетку с золотистыми словами: 'Советское Шампанское'. 'Не-е-ет!' – снова кричит он с болью в голосе. Петино туловище вдруг подаётся назад, серебристое горлышко бутылки при этом выходит из цветка и, развернувшись, входит ему в рот, прервав крик. Он пытается выдернуть этот красивый кляп изо рта. Сверху вдруг слышится страшный, демонический смех. Он поднимает глаза, и ужас охватывает его – огромная коричневая змея сползает вниз по туловищу. Она с шипением раздувает капюшон, и на его месте возникает знакомое женское лицо. 'Я тебе зенки твои бесстыжие повыкалываю', – слышит он, и в тот же миг ощущает, как его шею обвивает скользкий холодный канат. Он хочет вдохнуть поглубже, чтобы издать новый крик безысходности, но во рту у него стеклянный кляп в серебристой обёртке, а горло всё сильнее и сильнее сжимает змеиное тело. Он конвульсивно дёргается, пытаясь одной рукой вырвать изо рта бутылку, а второй ослабить хватку кобры. Он задыхается, стараясь вырваться из этих смертельных объятий. Нечем дышать…
Задыхающийся Аполлон отчаянными конвульсивными движениями сорвал с головы подушку, вскинул голову, хватая ртом воздух. Там, где только что лежала его голова, простыня была влажной. Полубессознательно ощупал взмокшую шею. Мокрая от пота рубашка прилипла к телу. В висках – океанский прибой. Медленно, как побывавшая на берегу и снова попавшая в воду рыба, он приходил в себя.
В комнате царил полумрак, и стояла почти мёртвая тишина, если не считать весёлой возни мышей под полом.
Послышался громкий, настойчивый стук в дверь.
– Открыто, – крикнул Аполлон, вставая с кровати и направляясь в кухню.
Скрипнула дверь, и на пороге возникла тёмная фигура. Это был Вася.
– Ты ещё не спишь? – спросил он. – А то я смотрю, света нету.
– Да нет, – ответил не совсем ещё пришедший в себя Аполлон. – Я, похоже, уже выспался.
– А меня баба выгнала, – пряма с порога сообщил, важную в масштабах посёлка, свежайшую новость Вася.
– Включи свет. Выключатель там, возле двери, – попросил Аполлон.
Вася щёлкнул выключателем, сощурился от вспыхнувшего яркого света. Один глаз у него заплыл от кровоподтёка. Взглянул оставшимся целым на лампочку.
– У тебя что, двухсотка? – спросил он, и, узрев на лице Аполлона признаки непонимания, пояснил. – Ну, лампочка на двести ватт…
– Да. Люблю яркий свет.
– Ну да, ты ж за свет, наверно, не платишь, чего тебе экономить. И холодильник у тебя, вижу… Хорошо живёшь.
Вася прошёл к столу, достал из внутреннего кармана пиджака бутылку, наполненную чем-то белёсо- мутным, поставил на стол. Из наружного кармана извлёк металлическую консервную банку с красным ободком, на котором была нарисована рыбина и написано 'кильки'. Не дожидаясь приглашения, сел на стоявший рядом стул. Помолчал, как бы что-то обдумывая. Окинул взглядом комнату, задержав его на проёме, ведущем в спальню. Было заметно, что он уже немного выпивши.
– Ты тут один живёшь? – наконец спросил он.
– Один.
– Я смотрю, кровати свободные есть… Может, пустишь пока у тебя пожить?
– Живи, – безразлично сказал Аполлон, растирая шею и садясь на другой стул.
У них обоих было прескверное настроение.
– Ну, тогда давай выпьем, что ли? – предложил Вася и, не дожидаясь согласия хозяина, с характерным хлопкСм вытащил из бутылки пробку, сделанную из скрученной газеты.
– У тебя открывачка есть? – спросил он, наполняя стаканы до самых краёв мутной белёсой жидкостью.
– Что? – не понял Аполлон. – Какая открывачка?
Вася с сочувствием посмотрел на него и махнул рукой:
– Ладно, ножиком открою.
Он взял лежавший на столе столовый нож, приставил острие к жестянке с килькой, стукнул ладонью по торцу рукоятки. Из пробитой в банке дырки брызнул рыжий соус прямо ему на лицо. Вася размазал его по щеке тыльной стороной ладони, отчего щека, загорелая почти до черноты, приобрела рыжий оттенок, быстрыми движениями вскрыл банку.
– Ну, что ты как таранка? – сказал он, заметив, что Аполлон с отрешённым видом уставился куда-то в стену. – Сейчас пропустим по стакашку, и похорошеет…
'Пожалуй, вовремя он это дело придумал. Выпить сейчас как раз не помешает', – подумал Аполлон, встал, сполоснулся под умывальником и снова сел к столу.
– Хлеба вот только нет, – извиняющимся тоном сказал он.
– А это что? – Вася дотянулся до лежавшей на дальнем конце стола, возле стены, полбуханки чёрного хлеба.
Аполлон молча, с любопытством во взгляде, проследил за этим движением.
– Да, таким хлебом, конечно, убить можно.
Вася постучал зачерствевшим – остававшимся ещё с того дня, когда Аполлон уходил на свою последнюю смену – куском по столу. Раздался глухой, но отчётливый стук.
– О, анекдот вспомнил, – оживился вдруг Вася, – про чукчей. Сидят, значит, чукчи – муж и жена – за столом. Ну, вот как мы с тобой. Муж и говорит: 'И чего это нас, чукчей, такими тупыми считают?', и стучит пальцем по столу, – Вася постучал костяшками пальцев по столу, – а жена поворачивается к двери и говорит: 'Войдите'. А муж ей: 'Сиди, дура, сам открою'.
Вася засмеялся, натужно, со скрипом, разломил о колено хлеб, поднял стакан:
– Давай за чукчей.
– А что это? – Аполлон, наконец, решился спросить, уже подняв свой стакан и заглянув в него. Это, явно, было то же самое, что Бочонок получил за ведро зерна.
– Да ты не смотри, что он мутноватый. Дай ложку, – вместо ответа попросил Вася.
Аполлон, слегка смутившись, что сам не догадался предложить гостю инструмент, достал из ящика стола две вилки.
– Это называется вилка… – в голосе Васи снова послышались нотки сочувствия. – Ты мне ложку дай… Чем борщ едят…
Аполлон пожал плечами, достал ложку, подал Васе. Однако Вася, вместо того, чтобы почерпнуть ею кильки в томате, плеснул в неё из своего стакана.
– Держи.
Он сунул Аполлону ложку, достал из кармана спичечный коробок, зажёг спичку и поднёс её к жидкости на дне ложки.
– Ну, видишь? – спросил он.
– Что?
– Как что? Горит!
– Не вижу, – честно сознался Аполлон, уставившись в ложку.
– А, слепой ты. Ну, тогда палец сунь.
Аполлон поставил свой стакан и послушно поднёс палец к жидкости в ложке. Тут же отдёрнул его, почувствовав резкую боль от ожога.
– Действительно, горит, – удивился он. Тут только, присмотревшись, он заметил голубоватый ореол пламени.
– Так что, не думай. Первак! – гордо задрал подбородок Вася. – Сам гнал. Из бураков.
– А-а-а, это знаменитый самогон, – догадался Аполлон.
Вася снова сочувственно посмотрел на него – точно, мол, видать, герой головой повредился прочно и надёжно. Дунув в ложку, загасил пламя.
– Ну ладно, – сказал он, – за что пьём-то?
