силы. Все люди станут братьями Благодаря России!'
Просмотрев все газеты от корки до корки, Аполлон уже знал, о чём писать. Через полчаса было готово стихотворение, на его взгляд, довольно патриотичное, с глубоким, даже философским, содержанием, и с хорошей рифмой. Это был первый поэтический опыт Аполлона, да ещё на одном из языков предков.
Ночь он провёл крайне беспокойно, возбуждённый идеей организации своей газеты.
Вишневского в редакции не оказалось – уехал по заданию в какой-то колхоз. Аполлон решил зря времени не терять, и в ожидании Вишневского познакомиться с редактором – из него тоже можно выудить полезную информацию.
В приёмной никого не было, даже секретаря. Аполлон решительно распахнул дверь кабинета.
За обычной для подобных учреждений складкой столов в виде буквы 'Т' сидела жгучая брюнетка лет пятидесяти и разговаривала по телефону. Увидев Аполлона, она, не переставая говорить в трубку, указала глазами на стулья, стоявшие возле стола.
Аполлон сел и, пока редакторша решала свои полиграфические вопросы, оглядывался по сторонам, не забывая приглядываться и прислушиваться к редакторше. Несмотря на то, что она была очень даже недурна собой, а во взгляде чувствовалась скрытая страсть, в голове у него были только деловые намерения, вытеснившие на второй план чисто мужской интерес.
Наконец редакторша повесила трубку и, внимательно посмотрев на посетителя, вдруг просияла:
– Так вы же Аполлон Иванов! А я думаю, где же я видела это лицо?.. Вы уж извините, что в газете так плохо фотографии выходят – всё никак на офсет не перейдём. Я думаю, Яков Моисеевич подарит вам хорошую фотографию, там у него вы неплохо получились. В боевой обстановке… Ну, давайте познакомимся. Меня зовут Нина Андреевна Чегополова.
– Очень приятно, – улыбнулся Аполлон.
– Вы ко мне по какому-то вопросу?
– Вообще-то я к Якову Моисеевичу. Мне сказали, что он на задании… Я тут стихи принёс…
Аполлон вдруг почувствовал какую-то неуверенность, какая обычно бывает, когда занимаешься ещё непривычным для себя делом.
– О! Герой ещё и стихи пишет!.. Яков Моисеевич вернётся через часик-полтора. Но ждать его и нет никакой необходимости. Давайте, я посмотрю ваши стихи. Творчество наших читателей – это как раз моя рубрика.
Аполлон достал из нагрудного кармана сложенный тетрадный листок, развернул его и протянул Чегополовой.
Редакторша пробежала глазами стихотворение, снова задержала напряжённый взгляд на верхних строчках.
– Вы давно пишите стихи? – спросила, наконец, он, взглянув на Аполлона.
– Да нет, недавно. Это мне Яков Моисеевич посоветовал.
– Яков Моисеевич плохого не посоветует. Выходит, это ваш первый поэтический опыт? Ну что ж, очень даже неплохо. Особенно заключительное четверостишие:
'Нет, вовсе не годы для жизни – предел,
Есть мера другая на свете:
Жизнь человека – следы его дел,
Они не подвластны смерти!'
Она с улыбкой посмотрела на Аполлона.
– Можно будет опубликовать. Только вот… – Нина Андреевна в раздумье посмотрела в листок, затем приподнялась и повернула его к Аполлону, -…надо будет подумать над началом. У вас тут написано: 'Жизнь человека невелика – Около полувека…' А у нас средняя продолжительность жизни сколько?
Аполлон не ожидал такого вопроса, касающегося демографии, которая, в общем-то, имеет какое-то отношение к этнографии, в свою очередь, имеющей отношение к нему самому, поскольку он, вроде бы, представлял некое этнографическое общество. Он растерянно молчал, не владея вопросом. Но вопрос, видимо, и не требовал от него ответа, потому что Нина Андреевна сама дала на него исчерпывающий ответ:
– По статистике, продолжительность жизни в Советском Союзе в 1972-м году достигла 64-х лет для мужчин и 74-х лет для женщин. Это, заметьте, ещё в 72-м году. А уже прошло десять лет. Как вы понимаете, жить мы стали ещё дольше. Так что, полвека – это, может быть, где-нибудь в Африке пигмеи живут, или папуасы какие-нибудь, но никак не в стране победившего социализма. Подумайте, надо будет исправить. А то люди, читая ваше стихотворение, просто не поверят… А какие-нибудь идеологические враги, так, вообще, шум поднимут, в Советском Союзе-де средняя продолжительность жизни всего пятьдесят лет. Как в Верхней Вольте какой-нибудь… Вы же пишите про советского человека, а не про бабуинов…
– Бедуинов, – машинально поправил Аполлон.
– Вот именно.
'Чёрт, дались ей эти статистические данные! Может, она ещё с точностью до часов и минут знает, сколько сейчас живёт средний советский человек?' Аполлон лихорадочно соображал, как бы переделать вторую строку своего гениального опуса. Вдруг его осенило.
– Может быть, 'около двух третей века'? – неуверенно спросил он.
– Ну-ка, ну-ка… Посмотрим, что получается: 'Жизнь человека невелика – Около двух третей века…' Ну что же, звучит неплохо. Две трети века – это сколько же у нас будет?
Нина Андреевна задумалась, вперив взгляд в потолок и шевеля губами.
– Шестьдесят шесть целых и шестьдесят семь сотых, – подсказал Аполлон, – если округлённо…
– Да. Так. А у нас должно быть… 64 + 74 = 138. Разделим на два, получаем шестьдесят девять лет. А если учесть, что прошло десять лет…
Аполлон, опасаясь, что и вариант с 'двумя третями' будет отвергнут, поспешил подстраховаться:
– Может быть, тогда изменим первую строку? – 'Жизнь у мужчины невелика'?..
– У мужчины, говорите?.. Ну-ка, ну-ка… 66,67 лет больше, чем 64 года на 2,67 лет… Ну что ж, думаю, здесь большой ошибки не будет – за десять лет вы… – тут Нина Андреевна улыбнулась и посмотрела на Аполлона как-то ласково, – за десять лет вы на два с половиной года уж, точно, больше жить стали. Ну-ка, посмотрим, что теперь у нас получилось.
Она сделала исправления в листке и с выражением прочитала:
– 'Жизнь у мужчины невелика -
Около двух третей века.
Путь от младенца до старика,
А там и нет человека'.
Она удовлетворённо посмотрела на Аполлона.
– Ну что же. Это, я думаю, пойдёт.
Она ещё раз окинула взглядом всё стихотворение, и вдруг лицо её нахмурилось.
– Нет, это мы не можем напечатать.
– Но почему? – вырвалось у Аполлона.
Нина Андреевна ещё раз задумчиво посмотрела на начало стихотворения, потом повернула его к Аполлону.
– А вы посмотрите, что получается.
Аполлон прочитал начало своего шедевра вслух. Получилось то же самое, что и у Нины Андреевны, слово в слово.
– Получается то же самое, что и у вас, – пожав плечами, констатировал он.
– Да вы не читайте, вы посмотрите хорошенько… Неужели ничего не видите?
Аполлон ещё раз пробежал глазами всё стихотворение. 'Неужели опять какая-нибудь статистика? – подумал он. – Далось ей это стихотворение. Чёрт меня дёрнул поэтом заделаться…'
– Нет. Ничего не вижу, – сказал он, наконец, и вопросительно посмотрел на редакторшу – сдаюсь, мол, не тяни кота за хвост, выкладывай, что ты там увидела.
– А вы посмотрите повнимательней. Если первую строфу рассматривать как акростих…Ах, ну да… Вы же начинающий поэт. А я-то совсем забыла, – Нина Андреевна с сожалением покачала головой. – Акростих, это стихотворение, в котором первые буквы каждой строки образуют какое-нибудь слово, чаще всего –
