посвящение, – пояснила она. – А теперь посмотрите, какое слово получается у вас.
Аполлон заглянул в свой листок и, не задумываясь, выпалил:
– 'Жопа'.
Но тут же спохватился:
– Ах, извините, пожалуйста, Нина Андреевна. Это у меня вырвалось.
– Ничего-ничего. Бывает… Но вот видите, как получается, даже извиняться приходится. А что подумает читатель, вы подумали? В 'Заре коммунизма' печатаются акростихи с вульгарными выражениями. А кто-то может подумать, что это про него, что это посвящение – ему…
'Вот зануда! Я сам писал, ничего не видел, никаких жоп, а она… Ну и что, что жопа? Это же не акростих. А потом, как говорит Вася, это ж надо: жопа есть, а слова, оказывается, нету'. Но, уже понимая, что спорить бесполезно, только себе во вред, он предложил:
– Хорошо, Нина Андреевна, давайте моё стихотворение, я ещё подумаю на досуге.
– Да, подумайте, А потом обязательно приносите, мы его обязательно напечатаем.
– Обязательно принесу.
Несмотря на любезный тон редакторши, Аполлон чувствовал к ней какую-то антипатию. Видно, сказывалось ущемлённое авторское самолюбие. Хотелось в отместку найти какую-нибудь закавыку и в её работе.
Но в этот момент дверь в кабинет открылась, и вошла симпатичная милая девушка в коротенькой юбке, с папкой в руке.
– Разрешите, Нина Андреевна? Не помешала?
То, что она вошла без приглашения, невзирая на наличие в кабинете посетителя, говорило о том, что она была тут частым и желанным гостем.
Редакторша не замедлила это подтвердить.
– А-а-а, Сонечка! – просияла она. – Нет-нет, как раз кстати. Проходи, садись.
Сонечка прошла, села рядом с Аполлоном, искоса с интересом взглянув на него. Аполлон совершенно искренне одарил её взаимными визуальными знаками внимания.
– Вот, познакомьтесь, Аполлон Флегонтович. Это Соня Просюк, наша молодая, но очень перспективная поэтесса. Вот у кого вы можете поучиться, – сказала Чегополова Аполлону, и повернулась к Соне: – Сонечка, это Аполлон Иванов. С Синельского спиртзавода. Тоже стихи пишет… Читала о нём статью?
– Да-да, – как-то рассеянно молвила Соня.
– Ты принесла что-то новенькое?
– Да, Нина Андреевна, вот.
Соня достала из папки листок. Протянула его Чегополовой.
Аполлон задержал взгляд на их руках. Чегополова, беря листок, нежно погладила пальчики Сони, сопроводив это действие нежнейшей улыбкой.
– Ну-ка, ну-ка, – проронила она, заглянув в листок и пробегая его глазами. – Замечательно!.. Вот, Аполлон Флегонтович, учитесь!.. Сонечка, прочитай нам сама.
Нина Андреевна возвратила листок Соне.
Аполлон с нескрываемым восхищением смотрел на девушку. Она была очень мила и непосредственна, когда встала, готовясь прочитать своё творение.
– 'Я спросила у кукушки,
Сколько лет я проживу…
Сосен дрогнули верхушки,
Жёлтый луч упал в траву.
Но ни звука в чаще свежей,
Я иду домой,
И прохладный ветер нежит
Лоб горячий мой'.
Аполлон с удивлением посмотрел на Соню.
– Но это же… Это же… Ах-…ма-…това, – как-то неуверенно, по слогам, выдавил он.
И тут он почувствовал, как под столом Соня надавила ему своей туфелькой на ногу. Ещё раз. Она выразительно посмотрела Аполлону прямо в глаза.
Он вдруг радостно подскочил.
– Это же… Ах… Мамочка!.. Товарищи… Это же шедевр!
Соня посмотрела на него с благодарностью, а Чегополова – с гордостью, как будто это не Соня сочинила стихотворение Ахматовой, а она сама.
– Вот, берите пример с Сонечки, – сказала редакторша, посмотрев на свою питомицу с нежностью и безграничным умилением.
– А сейчас, Аполлон Флегонтович, если у вас всё, то мы займёмся с Сонечкой нашими делами, – недвусмысленно дала он понять Аполлону, что разговор окончен.
Аполлон встал и, ухмыльнувшись про себя, направился к двери.
– Так вы заносите своё стихотворение, когда исправите, – услышал он, уже выходя в приёмную.
И уже выходя из приёмной, он услышал, как в двери кабинета щёлкнул замок.
Аполлон решил дождаться Вишневского, а чтобы убить время, зашёл в районный универмаг.
'Зануда… Стихи мои ей не нравятся… Конечно, Ахматова лучше писала. А Соня-то, Соня, плагиаторша. А хороша! По-моему, эта Чегополова к ней неровно дышит… Не зря они там заперлись', – бередил себе душу Аполлон, бродя по отделам универмага.
Он зашёл в посудный отдел, вспомнив, что давно хотел прикупить чашек – его набор заметно поредел после учинённого Петей погрома.
'Выставила за дверь, как мальчишку… В этой 'Заре коммунизма'…' Взгляд его упал на чашку, с нарисованным на ней солнцем, и лицо его внезапно тоже озарилось. 'О! А какая же всё-таки заря? Утренняя или вечерняя?.. Ну, зануда, держись!.. Вишневский, небось, уже тоже появился…'
– Покажите мне, пожалуйста, вот эту чашку.
– Разрешите, Нина Андреевна? Не помешал? – непроизвольно передразнивая Сонечку, спросил Аполлон, войдя в кабинет Чегополовой.
Было заметно, что у редакторши после визита Сони было замечательное настроение.
– Нет-нет, проходите, – приветливо сказала она. – Что, уже исправили? Так быстро?
– Да нет, – Аполлон посмотрел на Нину Андреевну с наивно-глуповатым выражением. – У меня тут вопросик возник…
Но тут он вдруг подумал, что если этот свой каверзный вопрос он задаст от своего имени, то это будет выглядеть, как очевидная месть.
– …Вернее, не у меня, а у товарищей. Я от многих его слышал… Скажите, пожалуйста, какая заря имеется в виду в названии газеты – утренняя или вечерняя?
Нина Андреевна, так же не ожидавшая этого вопроса, как Аполлон – её – о продолжительности жизни, задумалась. Но, поскольку вопрос был не риторический, а конкретный – или…, или…, ответила:
– Что за вопрос? Конечно, утренняя. Разве может быть у коммунизма вечерняя заря? – в свою очередь задала вопрос она.
– Я тоже так подумал, и всем так объяснял, – улыбнулся Аполлон. – Но, вы знаете, всегда находятся спорщики. Говорят, что заря должна быть конкретной. Вот, например, Аврора. Она богиня не просто зари, а богиня именно утренней зари. Тут никаких вопросов не возникает – сказано, утренняя, значит, утренняя. А вот с зарёй коммунизма не очень ясно. Ведь, если есть утренняя заря, то обязательно должна быть и вечерняя. Вот они и говорят, эти спорщики, если, мол, солнце не зайдёт, то оно никак не сможет тогда и взойти, поскольку нечему будет выходить из-за горизонта, – вид у Аполлона был предельно наивный. – А ещё есть умники, которые говорят, что, если заря – утренняя, то коммунизм, значит, только начинает всходить, а это мы уже прошли; а вечерняя заря лучше потому, что это означает, что коммунизм уже развитой. По аналогии с социализмом. Мол, развитой социализм, лучше же, чем зарождающийся.
Нина Андреевна задумалась. Раньше ей и в голову не приходило, что вокруг названия её газеты могут разгореться такие, прямо скажем, идеологические, споры. Её на мгновение охватила даже паника. Но она всё-таки сумела совладать с собой, и даже нашлась, что ответить:
