— Я… Я не…
Снейп изо всех сил отшвырнул Гарри, и он ударился об пол подземелья.
— Ты больше никому не расскажешь, что ты видел! — проревел Снейп.
— Нет, — ответил Гарри, вставая на ноги, стараясь держаться как можно дальше от Снейпа. — Нет, конечно, я…
— Убирайся, убирайся, я больше никогда не хочу видеть тебя в своём кабинете!
И как только Гарри бросился к двери, над его головой лопнула банка с дохлыми тараканами. Он рывком открыл дверь и помчался по коридору, остановившись только тогда, когда между ним и Снейпом было уже три этажа. Там он опёрся на стену, тяжело дыша и потирая повреждённую руку.
У него не было никакого желания ни возвращаться в башню Гриффиндора так рано, ни рассказывать Рону и Гермионе о том, что он только что увидел. Он чувствовал себя потрясенным и несчастным, но вовсе не потому, что на него наорали или в него швырнули банку с тараканами. Он знал, каково это — быть униженным посреди толпы зрителей, он в точности знал, каково было Снейпу, когда его отец издевался над ним, и, судя по тому, что он только что увидел, его отец и в самом деле был таким высокомерным, как Снейп всегда говорил.
— Глава 29: Разговор о карьере —
— А почему ты больше не ходишь на Перезаграждение? — недовольно спросила Гермиона.
— Я же сказал, — ответил Гарри, — Злей считает, что теперь я сам могу справиться, так как уже знаю основы.
— Так твои кошмары прекратились? — с недоверием спросила Гермиона.
— Более-менее, — ответил Гарри, стараясь не смотреть ей в глаза,
— Мне кажется, Злей не должен тебя бросать, пока они полностью не прекратятся! — негодующе сказала на это Гермиона, — Гарри, мне кажется, ты должен вернуться к нему и попросить…
— Нет, — вырвалось у Гарри, — забудь об этом, Гермиона, ладно?
Это был первый день пасхальных каникул и Гермиона, по привычке, провела большую часть дня, составляя расписание подготовки к экзаменам для всех троих. Гарри и Рон не протестовали, зная, что спорить с ней бессмысленно, да и потом, оно могло оказаться полезным.
Рон в ужасе осознал, что до экзаменов им осталось всего шесть недель.
— Почему для тебя это такая неожиданность? — спросила Гермиона, проводя палочкой по клеткам приготовленного расписания, так что каждый предмет засверкал собственным цветом.
— Сложно сказать — ответил Рон, — столько всего было.
— Смотри, — Гермиона протянула ему расписание, — будешь ему следовать — все получится.
Рон мрачно взглянул на него, но тут же просиял.
— Ты выделила нам по свободному вечеру в неделю!
— На тренировку по Квиддичу.
Улыбка исчезла с лица Рона.
— Какая разница? — пробурчал он, — наши шансы получить кубок в этом году — не больше, чем у моего папы — стать Министром Магии.
Гермиона ничего не ответила. Она взглянула на Гарри, который тупо уставился на противоположную стену, не замечая Косолапуса, царапающего ему руки, слово моля, чтобы тот почесал ему ухо.
— Что случилось, Гарри?
— Что? — очнулся он, — а, ничего.
Он схватил свой учебник по Теории защиты от тёмных сил и притворился, что ищет что-то в содержании. Косолапус оставил Гарри, поняв, что дело безнадёжно, и нырнул под кресло Гермионы.
— Я недавно видела Чу, — сказала Гермиона, строя догадки, — она тоже была расстроена… вы что, снова поссорились?
— Что? А, да, мы поссорились, — сказал Гарри, радуясь, что нашёл оправдание.
— Из-за чего?
— Из-за её мерзкой подруги, Мариетты, — ответил Гарри.
— Ты не виноват! — сердито ответил Рон, прикрепляя своё расписание, — если бы не она…
И Рон разразился тирадами в адрес Мариетты Эджкомб, к великому облегчению Гарри. Всё, что ему теперь оставалось делать, это кивать головой и вставлять «да» и «точно» каждый раз, когда Рон набирал воздуха в лёгкие, чтобы выложить всё, что было у него на душе. Откровенность, с которой Рон изливал свою душу, могла сравниться разве что с Омутом Памяти.
Гарри вновь снедали воспоминания об увиденном. Он был уверен, что его родители были прекрасными людьми, а потому, ему не составляло никаких усилий воспринимать всё, что рассказывал Злей о его отце, не иначе, как клевету. Не говорили ли Хагрид и Сириус, каким замечательным человеком он был? (Ну да, учитывая, что Сириус сам был таким же, произнёс сердитый голос в голове Гарри… таким же противным, не правда ли?) Да, он слышал, как профессор МакГонагалл говорила, что его отец и Сириус были главными проказниками в школе, но она описывала их так, словно они были копиями близнецов Уизли. А Гарри и представить себе не мог, чтобы Фред и Джордж подвесили кого-нибудь вверх ногами просто для забавы… разве что того, кого они смертельно ненавидели… Малфоя, например, или ещё кого-нибудь, вполне этого заслуживающего.
Гарри попытался внушить себе, что Злей это заслужил: но разве Лили не спросила: 'Что он тебе сделал?'. И не ответил ли Джеймс: 'Скорее, то, что он посмел родиться, если ты понимаешь, о чём я'. Не затеял ли Джемс всё это просто от скуки, как сказал Сириус? Гарри вспомнил, как Люпин рассказывал в Гриммальде о том, как Дамблдор сделал его старостой в надежде, что тот усмирит этих двоих… но там, в Омуте, он просто сидел и не сделал ничего, чтобы их остановить. Около пяти лет воспоминание об отце поддерживало и воодушевляло Гарри. Когда кто-то говорил, что он похож на Джеймса, внутри него загоралась гордость. А теперь… при мысли об отце внутри него появлялись холод и неприязнь.
Погода становилась всё более солнечной и тёплой, покуда тянулись Пасхальные каникулы. Но Гарри, так же как и другие пяти- и семикурсники, был закован в четырёх стенах, перемещаясь только между гостиной и библиотекой. Он делал вид, что его плохое настроение было вызвано приближающимися экзаменами, а, так как его друзья-гриффиндорцы и сами были загружены по уши, то это не вызывало у них никаких сомнений.
— Гарри, ты меня слышишь?
— Да?
Он обернулся. Джинни Уизли, вся растрёпанная, подошла к столу, за которым он одиноко сидел в библиотеке. Это был поздний воскресный вечер: Гермиона уже ушла в башню Гриффиндора повторять Древние Руны, а Рон — на тренировку по Квиддичу.
— А, привет! — ответил Гарри, наспех накидывая перед собой кучу книг. — А почему ты не на тренировке?
— Она закончилась, — ответила Джинни, — Рону пришлось вести Джека Слоупера в больничное крыло.
— А что случилось?
— Ну, мы не уверены, но нам кажется, что он сам себя ударил собственной битой, — Джинни глубоко вздохнула, — ладно… Только что доставили посылку, она уже успела пройти через инспекцию Умбридж.
Джинни подняла завёрнутую в коричневую бумагу коробку: было видно, что её уже разворачивали и вновь небрежно свернули. На ней было начиркано красными чернилами: 'Проверено и передано главным инспектором Хогвартса'.
— Пасхальные яйца от мамы, — добавила Джинни, — вот, это тебе… держи.
Она дала ему красивое шоколадное яйцо, украшенное маленькими ледяными Пронырами и, судя по пакету, с мешочек с постреляками. Гарри на секунду взглянул на него и почувствовал, к собственному ужасу, как комок подкатывается к горлу.
